Не откликаюсь. Знаю, что это он. Знаю, что он, несмотря на то, что голос сильно приглушён музыкой. Я не хочу ему отвечать. Не хочу его видеть. Не хочу вдыхать его запах. Я устала. Я устала от него, от своих чувств и от того, что я ничего не понимаю. Я так запуталась, застряла где–то между прошлым и настоящим. Что–то не пускает меня вперёд, не даёт вырваться. Он не даёт вырваться. Держит меня, тащит, не прилагая никаких усилий. Не давая мне шанса на спасение. И я устала от того, что я постоянно скрываю то, что чувствую на самом деле. Даже от себя. А чувствую я, что сердце моё раскололось на два осколка, на два ледяных айсберга, на две половины одного континента. И нет ничего страшнее этого. И нет ничего опаснее и больнее. Потому что мне только и остаётся, что ждать, пока одна половина перевесит другую.
Они нужны мне. Я нуждаюсь в них обоих. Рома и Алекс. Моё настоящее и моё прошлое. Как бы глупо это ни звучало.
И если я не признаюсь себе в этом раньше, чем моя душа утонет в грязи, наступит конец света. Моего света. Я просто сломаюсь, самоуничтожусь, разрушусь, сотру свою психику в порошок. И останусь одна. Одинокая, брошенная, потерянная.
– Надежда, немедленно вернись в дом!
Если бы я могла... То и тогда бы не вернулась. Мне хорошо здесь. И я не могу пошевелить пальцами ног, ступнями, голенями. Я – статуя, запечатанная в своём несчастном теле.
–Боже...
Я всхлипываю. По щеке скатывается холодная слеза, заползает на губу и проскальзывает в рот. Не солёная – горькая.
Наушники выпадают из ушей. Я дрожу так, что коленки стукаются друг о друга, когда Алекс поднимает меня на руки. Почти не дышу. Почти не дышу. Почти не... Зачем я вообще должна дышать? Может, если я перестану дышать, мне не будет так больно. Может я перестану чувствовать. Не дышу. Совсем. Не дышу.
Глава 26
«Все надежды, какие мы имели глупость питать, сбываются.»
– Джон Грин. Виноваты звезды.
Мои глаза открылись, но я продолжала быть слепой. Туман рассеялся через пару секунд. Я поняла, что мы едем. Едем. В машине. За окном распалялся рассвет. Я была закутана в одеяло. Ног не чувствовала. Алекс вёл машину. Он был нервным, напуганным до безумия, а, когда увидел, что я открыла глаза, напуганной была уже я. Он был зол. Ох, как он был зол.
– Надежда, чёрт бы тебя побрал! Что ты вытворяешь?! Дьявол!
Машина вильнула. У меня в глазах потемнело от страха. Только не опять. Только не снова. Но он впился в руль побелевшими пальцами, и мы вернулись в центр дороги.
– Чёрт! – повторил он.
Я съёжилась. Я знала, куда мы едем. Эта дорога преследовала меня в самых страшных, в самых безумных кошмарах. Мы едем в больницу. В больницу по той же самой проклятой дороге. Роковой поворот. Только бы не слететь с дороги. Только бы остаться целой. В этот раз.
– Как ты себя чувствуешь?
– Что?
– Как ты себя чувствуешь? – его голос взрывается в машине, – Как твои ноги?
– Я не знаю.
– Что значит, не знаешь? Надежда!
– Я… Я их не чувствую.
Он давит на педаль газа сильнее. Я вскрикиваю. Мой кошмар становится явью. Каждая деталь сна всплывает в моём сознании поочерёдно и вжимается в затылок, дрожа и вибрируя, угрожая обратиться в реальность.
– Боже, – шепчу я и вжимаюсь в сидение. Дышу быстро, словно бегу, а не еду, – Алекс…
– О чём ты думала?! Надежда, о чём ты, чёрт возьми, думала?!
– Я…
Темнота расползается от затылка к глазам. Мне так страшно, что я вот–вот потеряю сознание. Время остановилось. Сердце остановилось. Осталась только машина, съезжающая с дороги со скоростью света. Мы падаем. Опять. Опять это дьявольский поворот погубит меня. Моё горло саднило от крика, но я его не слышала. На этот раз всё было по–другому. На этот раз я вырубилась не сразу. Сначала была боль. Всеобъемлющая, пожирающая мою плоть боль.
Затем, когда шок щёлкнул выключателем в моём мозгу и отключил чувствительность, у меня остались только зрение и слух. Я видела кровь. Много крови, она лилась, текла, заливала всё вокруг. Алекс не дышал. Зрение ухудшилось, всё вокруг превратилось в красно–оранжевые пятна. Я ослепла.