Теперь всё стало выглядеть иначе. Всё стало теплее, правильнее, отчаяннее. Я схватила его за воротник и притянула к себе, впившись губами в его мягкие, пахнувшие сладким вином губы. По телу прокатилась волна удовольствия. Я впилась пальцами в его чёрные волосы и притянула так близко, как только позволяли человеческие возможности.
Его руки скользнули под тонкую ткань до неприличия короткого платья и задрали его до самой талии. Его руки, обычно такие холодные, как два айсберга, теперь разогревали мою кожу до Адской температуры. Я вся горела. Он горел вместе со мной.
Это прощание, а не начало чего–то нового. Если мы зайдём слишком далеко, я не смогу остановиться. Я не смогу оторваться от него никогда. Поэтому я проигнорировала дрожь желания, зародившуюся в глубине живота.
Алекс зарычал в ответ на моё движение. Совершенно озверев, он усадил меня на стол своего отца и впился губами в мою шею, а я откинула голову в наслаждении.
Прощай, Алекс.
Я схватила его за волосы и притянула его к себе для поцелуя. Последнего поцелуя. Глубокого и страстного. Я будто прощалась с зависимостью.
– Прощай, – прошептала я прямо в его ухо, и не без удовольствия наблюдала, как по его телу прошлась дрожь.
Оторвав его руки от груди и талии, я испытала такое разочарование, что у меня засосало под ложечкой. Я спрыгнула со стола, оправила платье, перекинула волосы на плечо и оглянулась.
Алекс стоял, запустив пятерню в волосы и тяжело дышал, провожая меня безумным, шокированным взглядом.
Я вышла из кабинета. И пошла на поиски Ромы. Он нужен был мне сейчас, как капля воды в пустыне, как лучик Солнца во тьме, как глоток воздуха под водой.
Я нашла его.
Он был в одной из гостевых комнат. С девушкой. Опьяневший от алкоголя и близости женского тела, Рома прижал к себе эту девицу со светло–рыжими волосами и огромной грудью к себе. Они и не заметили меня, а я стояла, как вкопанная, наблюдая за ними. Девушка флиртовала с Ромой так, что у меня искры из глаз посыпались от гнева. Она прижималась к нему, тёрлась, проводила пальцем по руке. Затем осмелела и коснулась его груди. Потом нерешительно поцеловала и отпрянула, ожидая реакции. Рома. Мой Рома. Притянул девицу к себе и впился в неё губами, будто она была единственным источником кислорода в комнате.
Если честно, меня совсем не удивило его поведение. Мне даже стало стыдно за свою злость, ведь сама я только что обжималась внизу с Алексом. Впрочем, дело не в этом. Меня поразила одна единственная вещь, ставшая в тот момент неожиданностью, хотя и не должна была быть таковой.
Боль.
Жгучая, острая, слепая боль пульсировала в моей груди. Она удивила меня. Она ослепила меня. Я не ожидала, что Рома мог заставить меня страдать так сильно. Наверно, я перечитала книжек, я поверила в его любовь, и даже сама сумела полюбить его, может ещё не полностью, но неосознанно я влюбилась. Скорее не в Рому, а в его отношение ко мне. А теперь…
Он.
Разбил.
Мне.
Сердце.
Тогда я почувствовала две вещи. Вину перед Ромой за то, что позволила Ване поцеловать себя. И остановку своего пульса. Рома уничтожил меня. Хотя всё это время я боялась сама его уничтожить. Какая горькая ирония!
Поднимаюсь на чердак, задавая себе всего один единственный вопрос: Падение с третьего этажа может быть смертельным?
Шаг за шагом я приближаюсь к концу. Мне надоело. Я устала. Я сломана окончательно, нигде поблизости нет подходящего клея, чтобы попытаться меня починить. Шаг за шагом я иду на эшафот. Мои мысли причиняют настолько реальную боль, что из них можно было бы сплести верёвку и повеситься на ней.
Моя жизнь, как чёртово колесо. Ты делаешь на нём пол круга, успеваешь увидеть весь долбаный мир, и оно заваливается на бок в самый потрясающий момент, когда кажется, что лучше и быть не может.
Моё колесо начинает падение. Мне не удержаться за поручень. Меня выбрасывает на землю.
Открываю окно и вылезаю на крохотную площадку. Если я упаду, сколько времени я ещё буду чувствовать боль, прежде чем моё сердце всё же разорвётся и остановит мою жизнь?