Дошло до того, что на Земле демонтировали все космопорты, оставив только три — Байконур, Мыс Канаверал и Гоби-1. Корабли с них летали только до Луны. А уж оттуда, соблюдя все формальности и рассчитав благоприятное время во всех смыслах этого слова — дальше, по трассам Солнечной системы и даже иногда за ее пределы. Активно с Союзом Двадцати Миров сотрудничали лишь Марс, Венера и Плутон, представлявшие там Солнечную Систему. Особое отделение Интергалакпола патрулировало все ближайшие межзвездные трассы, стараясь не допустить никого постороннего. Но когда это законы писались для того, чтобы их исполнять?
Никол Пшемыньски принадлежал к тем людям, которые самим фактом своего существования бросают законности вызов. Его знаменитый дедушка действительно покинул планету Земля незаконным путем, и внук пошел по его стопам, став «черным» звездопроходцем — так в космическую эру сами себя именовали пираты, ибо все остальные названия мало подходили в мире, где нет дорог в привычном понимании слова, да и плащи с кинжалами давно стали музейными экспонатами.
Подлетая к Солнечной Системе, Пшемыньски вывел «Краковяк» на окраинную орбиту Урана, поскольку, благодаря его особой орбите, стартовать отсюда в глубокий космос было на порядок легче. Крейсер завис чуть в стороне от планеты, за пределами притяжения даже его спутников, чтобы легче было удирать, а к Земле ушли три абордажных бота класса «Шершень» — не такие юркие, как «Москиты» и не так укомплектованные оружием, как «Осы», но скоростные и бронированные. И, самое главное, в брюхе «Шершня» могло поместиться до двадцати единиц «груза».
Только три «Шершня» могло поместиться в шлюзовой камере «Краковяка». Три — против целого флота Интергалакпола — и это заставляло Пшемыньски нервничать. Время поджимало — во всех смыслах этого слова, со всех сторон. Кто знает, сколько «Шершней» вообще долетит до Земли, сколько приземлится в нужной точке времени-пространства, сколько стартует в нужное время и доберется с грузом обратно! У него их только три, а при таком раскладе надо тридцать!
И поэтому, когда искин доложил, что на радаре появился первый «Шершень», Пшемыньски еле сдержал эмоции. Не годится капитану прыгать по рубке, как мальчишке-стюарду!
— Пустой? — только и спросил он, когда «Шершень» подтвердил запрос.
— Частично, — последовал уклончивый ответ.
Что ж, уже хорошо.
Час спустя первый бот начал стыковку, а на радаре появился второй. Этот был настроен оптимистичнее, передав кодовое слово: «Завязал!» — и Пшемыньски потребовал бокал «Лунной дорожки» — своего любимого напитка. Если все так, как докладывают командиры абордажных групп, о судьбе третьего «Шершня» можно не волноваться. Скорее всего, его где-то подбили. Печально, но ожидаемо.
Дождавшись, пока искин доложит об успешном завершении стыковки второго «Шершня», он, смакуя «Лунную дорожку» лично пошел встречать груз.
Первый отряд уже завершил работу, о чем доложил командир десантной группы, Коротко кивнув, Пшемыньски отправился смотреть, как идет погрузка у второго «Шершня».
Переносная «заморозка» уже была смонтирована, и сейчас вовсю работала. Вялую, сонную девушку впихивали в камеру, быстро подавался парализующий газ, потом понижалась температура, после чего замороженное тело паковали в пластиковый контейнер, подключали датчики, подающие внутрь кислород, и отправляли готовый «продукт» на хранение. Врач внимательно следил за показаниями приборов, время от времени сверяясь с выведенными на планшет анализами — следовало учитывать вес, давление и физиологическое состояние «образцов» при дозировке газа и заморозки, иначе некоторые девушки могли бы и не проснуться. Хотя в криосне девушки не требовали ни пищи, ни воды, ни даже большого количества кислорода для дыхания, у этого способа все-таки имелись побочные эффекты — например, если у «объекта» при жизни было пониженное давление, сердце могло просто-напросто отказать. Третий «Шершень» пока не показался на экранах радаров, и если он не явится до завершения процесса обработки груза, придется улетать без него. «Краковяк» и так проболтался в опасной близости от баз Интергалакпола почти трое местных суток.
Девушки, заранее накачанные парализующим газом, большей частью не могли идти сами. Многих тащили под руки, а некоторых грузили, как мешки. Ни одна не трепыхнулась, ни одна не издала ни звука. Чистая работа.
Пшемыньски придирчиво осматривал каждую. Ему хватало тех нескольких секунд, когда усыпляющий газ уже был подан в камеру, но заморозка еще не сработала. Несмотря на то, что многие были одеты, их фигуры он успевал оценить от и до.