Часы мерно отсчитывают остаток рабочего дня. Одна из ламп в кладовой неприятно моргает — надо будет сказать об этом кому-нибудь. Я перебираю оставшиеся запасы медикаментов — можно сказать, что это моё первое рабочее задание. Вчера с мамой мы решили придти сюда снова, но уже не как пациенты. Маму приняли в качестве врача, меня же — в качестве её помощника. Но, пока у неё нет работы, я выполняю задание главврача — пытаюсь разобрать завалы, появившиеся после прихода жителей Двенадцатого.
Может показаться, что скучнее работы и не найдёшь, но для меня сейчас это — то что нужно. Особенно учитывая обстановку за пределами медицинского отсека. Блестящие умы со всего Панема, что были не согласны с действиями Капитолия, прибыли в Тринадцатый ещё позавчера. Как раз тогда Коин вызвала к себе Пита и Китнисс. Правда, по большему счёту, она это сделала, чтобы поставить их перед фактом, что теперь они официальные лица революции и чтобы познакомить со съемочной группой. Китнисс устроила небольшой скандал и убежала куда-то. Пит обежал буквально почти все этажи в её поисках, а потом долго её успокаивал. В принципе, мне вполне понятно её недовольство. Одно дело — вести за собой людей, а другое — быть ряженой куклой и нести пафосный бред в уютной студии. Но, видимо, Коин считает иначе. Питу удалось уговорить Китнисс, но та ещё всю ночь шипела о том, что после того, как Коин увидит, насколько плохо она выглядит на этих постановочных кадрах, то возможно, отстанет от неё или хотя бы изменит подход ко всему этому. Сегодня же с утра должны были начаться её страдания на съёмках.
Я же просто стараюсь спрятаться от всего этого. Впрочем, мы, действительно, и без того спрятались. Я часто думаю о том, что сказал Эртер: до чего же нужно дойти, чтобы закопать себя заживо? С каждой ночью я всё сильнее чувствую эту мерзкую темноту. И светильник зажечь нельзя — не принято просто так тратить электричество. В больнице хотя бы всегда горит свет…
— Можно войти? — раздаётся лёгкий стук, и в комнату входит Рори.
— Конечно же, — улыбаюсь я.
— Чем занимаешься? — он достаёт из небольшой каморки два стула и садится на один из них.
— Убираюсь после всей той суматохи. Они тогда вынуждены были позвать несколько девочек-старшеклассниц из медицинского класса, а те всё поставили не на свои места, а пару бутылок — так вообще разбили, — говорю я, указывая на почти незаметную кучку разбитого стекла в какой-то тёмной липкой жидкости, сдвинутую под стеллаж. — Не знаешь, как там Китнисс?
— Ну, относительно тихо, — задумчиво сдвинув брови, отвечает он. — Во всяком случае, пока не сбегала. Хотя, как я понял — ещё немного и сбежит съёмочная группа.
— В этом я не сомневалась, особенно после позавчерашнего.
— Знаешь, — тон его голоса несколько меняется: становится тише и как-то медленнее, — я тут тебе кое-что принёс.
— Контрабанда из столовой? — вытирая руки об одежду, с надеждой уточняю я.
— Я бы рад, но тут кое-что… интереснее.
— Ты прямо интригуешь, — бормочу я, присаживаясь с ним рядом.
— Вот, — протягивает он чёрный браслет.
— Подожди, это же, как у Китнисс и Пита, — шепчу я, осматривая его в руках.
— И как у меня. А теперь и у тебя.
— Постой. Ты же говорил, что их кому попало не дают. Зачем он мне? Я тут никого в больнице с этими штуками не видела. Так зачем?
— Ладно. Коин хочет, чтобы ты тоже, как и я, участвовала во всём этом революционно-агитационном безобразии.
— Нет, — издаю я стон, соскакивая со стула. — Я не хочу. Да и какой от меня толк? Вот здесь — я нужна. Во всяком случае, когда у меня не дрожат руки, от меня есть польза. А там? На камере — я как деревяшка. Про бои — я вообще молчу. О чём она только думает?
— Люди в дистриктах знают тебя, они поверили в тебя, как когда-то поверили в Китнисс и Пита. Тем более что они ещё не объявляли, что мы живы.
— А может, им будет выгоднее нас и не оживлять? — вдруг срывается у меня с языка. Рори смотрит на меня, точно его током ударило. — Пусть выставит нас жертвами этой революционной мясорубки, а мы будем тихо сидеть тут. Я не хочу возвращаться туда! Или им мало издевательств над Китнисс? Почему они всё сваливают на нас? Сначала Капитолий
— на Китнисс и Пита, теперь они — на всех нас? Почему мы? — я даже сама не замечаю, когда срываюсь. Когда я чуть-чуть успокаиваюсь, то я понимаю, что сижу на полу, а меня обнимает Рори.
— Мне тоже не всё нравится в этой затее, — шепчет он, поглаживая мои волосы, — но сейчас у нас нет выбора. Согласись, то, что они сделали с нашим домом — такое простить невозможно. А у нас есть хоть какой-то, но шанс уговорить остальных. Неужели ты согласна оставить всё так?
— Нет, — качаю я головой. — Те, кто погиб, такого не заслужил, — шепчу я, вытирая мокрые от слёз щёки. — Но я не чувствую себя тем человеком, который может что-то сделать, понимаешь? Даже Кора, она и то способна на куда большие вещи, чем я!
— Но только после слов Коры ни один дистрикт не начинал бунтовать.
— Что? О чём ты?
— Плутарх сегодня утром говорил о том, какое влияние мы уже оказали. Рассказал о том, что происходило в дистриктах во время Игр. Самые крупные мятежи начались, конечно же, ближе к концу, но вот всё началось в Шестом. Помнишь, когда на нас напали профи и меня ранила Омел?
— Конечно же, — глухо отвечаю я. Я последнее время только тем и занимаюсь, что пытаюсь прогнать все эти пугающие воспоминания.
— Ты тогда спела песню. Песню висельника, кажется, она так зовётся. Ты ведь знаешь её историю?
— Конечно же. Когда я была маленькой, мама очень сильно рассердилась, когда услышала, как её поёт Китнисс.
— Всё же, видимо, её знают и за пределами нашего дистрикта. По крайней мере, теперь точно. Да ещё именно тогда все заметили, что у тебя есть брошка с сойкой…
— И ты хочешь сказать, что из-за этого…
— В Шестом устроили бунт.
— Но, может, этому виной не я. Всё же это не наш дистрикт, а близне… — тут я заминаюсь, вспомнив про Ларса. — Дистрикт Коры. Может, из-за неё. Или Ларса.
— Может. Она тогда тоже много чего натворила. Но вот когда они громили склады, они выкрикивали слова именно той песни. Вот в чём дело.
Я молчу. Нет. Я не тот человек, что может говорить умные слова. Я, скорее, ими всё порчу.
— Но… разве это хорошо? Я же только принесла кучу проблем тем людям. Как и до этого. Только раньше я думала, что своей глупой болтовнёй я навлеку проблемы на вас, а теперь…
— Ты их подтолкнула. В нынешней ситуации, это более чем хорошо. Все слишком привыкли. Слишком смирились. И иногда нужен кто-то, кто скажет какую-нибудь мотивирующую ерунду. Сделает что-то.
— Прошу тебя, не идеализируй меня. Я всего лишь бестолковая девчонка с трясущимися руками и ворохом кошмаров за плечами.
— Но, разве Китнисс не была такой же? Я знаю, мы этот разговор уже сотню раз заводили, но тебя никто и не просит быть такой, как она. Я просто хочу, чтобы ты понимала и осознавала то, на что ты способна.
— Сначала это, потом меня пошлют позировать на фоне убитых миротворцев, — бормочу я. — У меня ведь на самом деле нет выбора? — Рори подозрительно молчит. — Почему ты молчишь?
— На самом деле, Коин даже не рассматривала того, что делать, если ты не согласишься.
— Вот видишь, — вздыхаю я.
— Тебе нужно только поверить. Хочешь — вместе поговорим с Плутархом. Ему только дай возможность, он будет тебе рассказывать о скачках рейтингов в дистриктах, — я слегка улыбаюсь. — Вот видишь. Уже всё и не настолько мрачно. А потом, может, станет и ещё лучше, — он помогает мне подняться, и мы нормально усаживаемся на стулья. Рори застёгивает браслет, а я в это время смотрю на расписание на своей правой руке.