— Как ты? — сбивчиво спрашиваю я, присматриваясь к лицу Коры. Я присаживаюсь на свободный стул. Из-за того, что изменилась её причёска, кажется, что это другой человек. Хотя, возможно, это и из-за того, что всё её лицо кажется слегка похудевшим. Как-то обострились скулы, нос стал тоньше.
— Нормально, — говорит она, слегка пожимая плечами. Кора осторожно поправляет волосы, попавшие на лицо: — Ещё сложно привыкнуть. Эртер говорит, что я теперь похожа на мальчишку, хотя мальчишки обычно такие длинные не носят.
— Хорошо, на мальчишку-капитолийца, — поворачивает он голову.
— Эртер мне тут чай притащил, — прибавляет Кора.
— Ага, выпросил, кое у кого. Ты же как-то говорила, что терпеть не можешь ту субстанцию, которую в столовой называют «чаем».
— Пахнет знакомо, — принюхиваюсь я. Чувствуется запах цитрусовых и каких-то цветов. — У Эффи что ли достал?
— Она сама почти что предложила, — отмахивается Эртер. — Встретилась, когда я бежал с собрания.
— Так ты всё-таки там был? — удивляюсь я.
— Немного. Быстро доложил, что мог от себя, а потом сказал, что нужно к врачу, так как рука болит. Или нога. Не помню.
— Обманывать нехорошо, — доносится голос Коры.
— А я и не врал. У кого-то же тут нога болит, — он кладёт книгу на тумбочку, и теперь я могу рассмотреть название «Всемирная история». Эртер встаёт и задумчиво подходит к вазе с искусственными цветами. — Там, на собрании, когда я уходил, — тон его голоса меняется. Становится серьёзным и как будто неживым, — они начали обсуждать начало серьёзных операций. Говорили про помощь Пятому и Седьмому.
— Значит, всё? — говорит Кора. — Начинается?
— Кто знает, — пожимает он плечами. — Что думаешь, Прим?
— Да. Скоро всё закрутится, и у нас уже не будет выбора. Нам придётся что-то делать.
— Прим, — доносится голос Коры. Я смотрю на неё и даже немного пугаюсь: её лицо пугающе-безжизненное. — Как думаешь, сколько мне тут валяться?
— Я посмотрела заключение, недели три точно. Хотя, тут должны быть запасы капитолийских лекарств. Там точно должно быть что-то на такой случай.
— И сколько тогда?
— Может, дней десять, может, и меньше, — пожимаю я плечами. — Я с ними никогда не работала.
— Сможешь, если что, договориться? Я не могу всё это время торчать тут, — она смотрит на меня не моргая. Даже становится как-то не по себе от этого стеклянного взгляда.
— Постараюсь, — киваю я.
— Если что, вали на меня, — бормочет Эртер. — А то тебе может сильно достаться. Они ещё про тот раз не забыли, — я закусываю язык. Я уже почти забыла о той полуосознанной краже.
— Думаю, не понадобится. Но спасибо, — я стараюсь улыбнуться, прогоняя неприятные воспоминания.
Когда я ухожу от них, меня не покидает странное чувство. Чувство странной грусти и боли и в то же время чувство уже почти забытого уюта, чувство дома.
***
Позже, во время ужина, я встречаю Рори. Он подзывает меня к какому-то столику. Лишь подойдя поближе, я вижу Одейров.
— Как дела, выжившие? — улыбается Финик. Он с интересом разглядывает свою порцию супа.
— Более-менее, — стараюсь я улыбнуться в ответ.
— А Эртер где? — спрашивает Рори.
— Остался с Корой. Я договорилась, чтобы ему тоже что-то дали.
— Они там ещё друг друга не переубивали? — смеется Рори.
— Нет. Пьют чай, читают книжки.
— Интересная парочка, — замечает Финик. — Очень странная.
— Да ладно тебе, Финик, — бормочу я.
В какое-то мгновение я замечаю, что Энни смотрит на нас. Она тут же прячет взгляд, а потом едва слышно шепчет:
— Это правда, что вы скоро уедете?
— Энни, они уже выслали несколько групп в Пятый, — качает головой Финик. — Когда понадобимся мы, только вопрос времени.
— Но зачем? Особенно их, — указывает она в нашу сторону.
— Как там сегодня сказал на собрании Плутарх? «Людям нужно во что-то верить». Мы им нужны для привлечения внимания, для того, чтобы за нами шли люди. А малышню не стоит недооценивать, да, Прим? — Финик грустно улыбается.
Я лишь качаю головой. Энни грустно смотрит на нас, встаёт, порывисто обнимает мужа и убегает в сторону кухни.
— Её взяли туда работать? — спрашиваю я, в надежде сменить тему разговора.
— Да. Очень надеюсь, что после этого еда станет чуть посъедобнее, — улыбается Финик.
— Я слышал, что они уже сегодня прорвались в эфир на минуту, — Рори возвращает всё на круги своя.
— Неужели? — Одейр выглядит удивлённым.
— Показывали ролик из Двенадцатого. Я встретил человека из команды Плутарха: он сказал, что сейчас они монтируют то, что наснимали сегодня. Попробуют показать его ближе к вечеру.
Остаток времени, отведённого на ужин, мы проводим в молчании. Затем я и Рори идём бродить по зданию. По дороге я забегаю в нашу комнату, надеясь найти там маму, но её нет. Впрочем, вечером наверняка будет общий сбор. Там я её и найду.
— Как Гейл? — спрашиваю я у Рори. Он задумчиво смотрит куда-то вдаль.
— Никак, — пожимает он плечами. — Не говорит особо, — Рори замолкает. Сложно говорить о том, кто уже похоронил себя заживо. — Знаешь, — вдруг говорит он, останавливаясь, — сегодня мне снилось время до Игр. Сколько времени прошло? Пара месяцев? А кажется, точно целая жизнь.
— Да, — шепчу я, а к горлу подкатывает комок.
— Столько всего изменилось.
— А может, даже дело не в том, что вокруг. Может, просто мы увидели больше чем раньше.
— Ты права, — Рори как-то горько усмехается, оглядываясь вокруг. — Ведь всё это было и раньше. Только не с нами. С кем-то другим. А сейчас, за какие-то жалкие месяцы, мы стали совсем другим людьми. Тебе так не кажется?
— Бывает такое, — шепчу я, — что мне кажется, что я притворяюсь кем-то другим. Играю какую-то роль. А потом понимаю, что на самом деле — это уже я.
— После всего того, что мы видели и сделали…
Какое-то время мы молчим. Потом расходимся по своим комнатам. Отчего-то мне это напоминает вечера перед Играми. Пока я иду по полупустым коридорам к нашему блоку, я вспоминаю всех тех, кого я узнала и потеряла за последнее время. Дери, та хромая девочка… Гриджина. Ларс.
Странно, но их я ни разу не видела в своих кошмарах. Я пытаюсь вспомнить, как выглядел Ларс, но вместо него я вспоминаю лицо Коры. Я останавливаюсь прямо посреди коридора, потому что понимаю, что сейчас Кора — почти вылитая копия брата. Раньше это было чуть менее заметным, но теперь… Отчего-то это открытие мне кажется очень странным и не даёт покоя.
К счастью, когда я захожу в наш блок, там уже ждёт меня мама. Она тут же принимается расспрашивать меня о том, что же произошло в Восьмом. Я понимаю, что отпираться бессмысленно, поэтому рассказываю всё, как есть. Единственное, о чём я умалчиваю — тот миротворец. О нём вообще лучше никому не знать.
Мама часто прерывает меня. Особенно когда речь идёт о тех, кто был в госпитале. Она долго бормочет о том, что Тринадцатые, мягко говоря, уже давным-давно должны были начать помогать им. Я опускаю подробности, но она и так прекрасно всё понимает.