— Так что случилось с Коралиной? Получается, ты с ней больных пыталась вывести, — уже после того, как я закончила, спрашивает она. Странно, но сначала я опустила весь этот эпизод.
— Да. Она помогала на первом этаже, а я побежала на второй. В этот момент прогремел взрыв и коридор завалило. Мне пришлось возвращаться. Сначала я выбежала на улицу. По дороге услышала Эртера где-то поблизости. Я думала, что Кора выбралась, а её там не оказалась. Я вернулась в здание, а в этот момент прибежал и Эртер. Он её и вытащил.
— Она пострадала из-за взрыва?
— Нет, — качаю я головой. — Когда мы вышли, часть пожарной лестницы обвалилась. Кора оттолкнула Эртера, а сама попала под обломки, — мама лишь грустно качает головой. Я вовремя вспоминаю о просьбе Коры. — Кстати, мам, у нас ведь есть запас капитолийских лекарств?
— Конечно же. Ещё на первых планолётах привезли, вместе с учёными. А что?
— Там есть что-нибудь, что может помочь Коре? — я пытаюсь говорить издалека. Сама даже не знаю, почему. Впрочем, спустя долю секунды я осознаю причину: такие лекарства обычно давали трибутам-победителям. И о чём о чём, а вот об Играх в нашей семье говорить хочется в последнюю очередь.
— Да. Должны быть, — задумчиво бормочет она. — Я спрошу у главврача, когда пойду сегодня на дежурство. Возможно, даже вечером уже ей дам.
— Спасибо, — шепчу я и крепко обнимаю её.
***
Где-то в районе семи вечера всех жителей Тринадцатого дистрикта зовут на собрание в большой зал, где висят огромные экраны. Тут всё вполне понятно: будут показывать новый ролик. А может, даже их попытки прорваться в прямой эфир. Обычно ради такого не зазывали людей. Впрочем, сегодня они решили попытаться пробиться на пару минут — ради такого можно и собраться.
Я оглядываюсь по сторонам в поисках кого-то из наших. Вижу группку Двенадцатых, среди которых замечаю Хеймитча.
— Добрый вечер, — говорю я, проходя мимо.
— Прим, ты ведь там сегодня была? — я тяжело вздыхаю и, сделав шаг назад, подхожу к ним.
— Да, конечно же, — мне хотелось избежать расспросов, но видимо, вряд ли это выйдет.
— Это правда, что там весь госпиталь разрушило? — включается в разговор какая-то молодая женщина. Я смутно помню её лицо, кажется, она из Шлака. Но вот имени её я не помню. Она смотрит почти с испугом.
— Почти. Одно дальнее крыло уцелело. Часть людей успели спрятать в бункере, — я говорю немного медленно, тщательно выбирая слова. Не хочется пугать людей.
— Как можно, — эта женщина чуть ли не плачет, — это же больница, неужели они вообще ни о чём не думают? Эти люди — граждане Панема, как и они.
— Да, даже если они проиграют, то они будут на них работать, — бормочет сквозь зубы какой-то мальчик.
— Что ты говоришь, Брайан, — женщина едва не кричит на него.
— А что? Нужно быть готовым ко всему, — с безучастным лицом бормочет он.
— На самом деле, там было много тяжёлых больных, у большинства даже не было шансов, — начинаю я и вдруг осекаюсь. Ну, вот зачем я это сказала? Я смотрю на этих людей, но к счастью, они реагируют нормально. Возможно, даже и не расслышали мои слова в общем шуме толпы.
— Прим, а ты не знаешь, что дальше будут делать?
— Ты не знаешь, тут можно хоть иногда подниматься наверх?
Я стою в растерянности. Этот спонтанный поток вопросов просто поставил меня в ступор.
— Так, господа, отстаньте от девочки, — ворчит Хеймитч, подходя ко мне. — Тоже мне, нашли кого мучить вопросами. Спросили бы у кого из главных! Прим, — он смотрит на меня с лёгкой тревогой, что несколько смущает меня, — давай провожу тебя к твоим.
Мы молча уходим прочь от группки Двенадцатых.
— Спасибо, что вытащил, — бормочу я.
— Им сейчас только дай волю, тут же разведут сопли и панику, — говорит бывший ментор. — Ты сама как? После такого?
— Ничего, более-менее.
— «Более-менее», — передразнивает он, — вы просто неисправимы. Что ты, что твоя сестра.
— Надеюсь, что ты не о том, что мне нужно было убежать в бункер, как только нас оповестили о налёте и просидеть там, в углу, сетуя на судьбу?
— Точно яблочко от яблони, — усмехается Хеймитч. — Ладно, давай лучше к делу. Мне нужно, чтобы ты передала это своей сестре, — он протягивает какую-то бумажку.
— Что это?
— Кое-какие заметки, мыслишки. Пусть прочтёт.
— А сам что не подойдёшь к ней?
— Рядом с ней люди этой, — он переходит на шёпот. — Завтра увидимся во время завтрака. Или сегодня, если выйдет. Ты тогда передай мне её ответ, ладно? — я киваю. — Вот твои, — указывает он на Пита и Финика, обсуждающих что-то друг с другом. Хеймитч хлопает меня по плечу и уходит. Я не открываю его письмо, но, кажется, я знаю, о чём оно. Скорее всего, Хеймитч догадался о том, какой ценой далось Мелларкам спасение Двенадцатого дистрикта. Не знаю, как. Но это единственное, что мне приходит в голову. О чём другом можно бояться говорить в присутствии приближённых Коин?
Я подхожу к Питу и Финику ближе.
— А где Китнисс? — спрашиваю я у Пита.
— С Гейлом разговаривает, — не скрывая своего недовольства, монотонно говорит он.
— Да ладно тебе, — усмехается Финик. — Гейла сейчас интересует только война.
— А где они? — лезть особенно не хочется, но лучше передать письмо прямо сейчас. А то я забуду или ещё чего. — Мне ей кое-что передать нужно.
— В том коридоре поищи, — указывает Пит направо.
Я пробиваюсь через толпу Тринадцатых и иду в указанном им направлении. В коридоре удивительно пусто: если постараться, то можно услышать эхо от моих шагов. Я не вижу никаких следов того, что Китнисс здесь. Может, они куда-то отошли? Я приближаюсь к повороту и останавливаюсь, услышав знакомый голос. Нашлись. Я замираю в раздумье: мне не хочется подслушивать, но и мешать им тоже не хочется. Я решаю подождать удобного момента.
— И что ты собираешься делать? — голос Китнисс сочувствующе-миролюбивый. Настолько, что кажется, что это старая Китнисс. Та, что никогда не бывала на Голодных играх и что бегает по лесу в поисках дичи на пару с Гейлом Хоторном. Я слегка усмехаюсь, понимая обеспокоенность Пита.
— Ты и сама знаешь. Как только представится возможность — свалю отсюда. Поближе к Капитолию. Чем скорее — тем лучше, — голос Гейла же просто мёртвый. Про него нельзя больше ничего сказать. Такой, точно это не человек, а робот. Хотя, мне кажется, что они и то больше эмоций выдают.
— Ты ведь понимаешь, что месть — это…
— А ты понимаешь, что я для себя сам уже всё решил?
Какое-то время они молчат. Я уже почти порываюсь выйти, как слышу голос Китнисс:
— Помнишь, ты мне сказал, ещё перед самыми первыми играми: «Нет разницы между убийством человека и животного». Я тогда тебе не поверила. А сейчас. Сейчас я знаю, что ты был прав. Как всегда был прав, — голос слегка срывается, так точно сестра близка к тому, чтобы заплакать. — Иногда я думаю, что было бы, если тогда мы решились сбежать?
— Ничего не было бы. Ты бы не встретила Пита, не устроила бы восстание. Так и жили бы, сидя в норках, трясясь в ожидании очередной Жатвы.
— Мы бы, скорее всего, пришли бы в Тринадцатый.
— И что? Коин пользуется тобой лишь потому, что тебя знает в Панеме каждый. Каждый знает Огненную Китнисс. Каждый хочет быть как она, начиная с повальной моды на косы в Капитолии, заканчивая массовыми беспорядками и мятежами.
— Ты говоришь так, точно всё было предрешено.
— А как иначе? Уж лучше смириться, иначе сойдёшь с ума от того, что будешь верить в то, что всё могло сложиться совсем иначе. Что все были бы живы, что ничего этого не было.
Я решаю, что ждать больше нельзя и, осторожно отойдя назад, делаю вид, точно вбегаю в коридор.