— Китнисс! — заранее кричу я, оповещая о своём присутствии. Когда я забегаю за угол, то вижу Китнисс, сидящую на какой-то коробке, и Гейла, отвернувшегося от неё.
— Что-то случилось? — спрашивает она. Лицо абсолютно спокойное. Ни одной эмоции.
— Хеймитч просил передать тебе вот это, — шепчу я, отдавая письмо. У Гейла, очевидно, голова на плечах есть, но всё же не хочется рисковать.
— Что это?
— Как я поняла, он тебя здесь спрашивает о чём-то. Просил меня потом просто устно передать ответ.
Китнисс нетерпеливо открывает лист и быстро пробегается глазами. Её безразличное лицо с каждой строчкой начинает оживать, правда, не в лучшую сторону. Глаза обеспокоенно бегают по странице, уголки губ опущены.
Наконец, она заканчивает и молча складывает лист и прячет его в кармане.
— Скажи ему «да». Думаю, этого будет достаточно.
— Хорошо, — киваю я, стараясь выглядеть вполне спокойно. — Ты скоро к нам придёшь? — этот вопрос был совсем необязателен, но нужно было чем-то заполнить возникшую тишину.
— Да, да, — Китнисс торопливо бормочет, очнувшись от своих мыслей. — Я скоро.
— Не волнуйся, Прим, я не задержу твою сестру, — глухо произносит Гейл, обернувшись к нам. Его лицо находится в тени так, что единственное, что видно — поблёскивающие глаза. И выглядит это немного пугающе. Китнисс вопросительно смотрит в его сторону, но он качает головой: — Спасибо, что попыталась, но уже ничего не изменить. Я уже всё решил для себя.
Китнисс порывисто хватает меня за руку и ведёт к выходу в зал. Её ладони жутко холодные, поэтому я сжимаю их как можно крепче в инстинктивной надежде, что это как-то поможет их согреть.
— С возвращением, — улыбчиво смотрит на нас Финик. Пит уже не выглядит настолько недовольным: то ли Финик с ним поговорил, то ли моё присутствие сыграло свою роль, то ли он не хочет этого показывать перед Китнисс.
— Поговорили? — лишь спрашивает он.
— Да, — глухо отвечает она. — Всё без толку. Он уже забил себе голову.
— С ним даже Рори толком разговаривать не может, — зачем-то прибавляю я. Китнисс бросает на меня короткий взгляд и прибавляет:
— С мертвецами сложно говорить.
Где-то позади я едва различаю в общем шуме чьи-то торопливые шаги.
— Ты почти не опоздал, — замечает Финик. Рори суетливо обводит взглядом зал:
— Гейл не приходил?
— Я с ним буквально пару минут назад разговаривала, надеюсь, он останется на прямое включение, — качает головой Китнисс.
— Что-то случилось? — уточняю я.
— Нет, но лучше быть уверенным, где он находится, — пожимает плечами Рори. — В последнее время он стал немного непредсказуемым.
Толпа внезапно замолкает. Подняв головы, мы замечаем, что на небольшой балкон, расположенный рядом с экраном, вышли Коин, Плутарх и ещё какие-то люди из верхушки Тринадцатого. Я тут уже нахожусь долгое время, но так и не удосужилась узнать их имена. Да и к чему? Для меня они ровным счётом ничего не значат.
— Сегодня, наши бойцы посетили Восьмой дистрикт. Это была крайне важная поездка, которая показала, насколько жестоки силы Капитолия, позволяющие… — голос Коин с каждой секундой мне кажется всё более и более отстранённым. Всё, что она сейчас говорит — заученные клише и пафосные эпитеты. Я бросаю взгляд на Рори: он тоже, кажется, не в восторге, но не слишком это показывает. Он замечает мой взгляд, и устало закатывает глаза, едва заметно усмехнувшись.
Наконец, слово передают Плутарху. Его хотя бы слушать можно. Он говорит о том, что операторы героически проявили себя, когда снимали материал, а также объявляет о том, что сейчас мы не просто посмотрим ролик, а посмотрим его вместе со всем Капитолием.
Загорается экран, и мы видим какие-то кадры, видимо, новостей. Голос вещает о том, что войска Капитолия отбивают у повстанцев территорию. На экране появляется мужчина-ведущий с зачёсанными ярко-фиолетовыми волосами, голос у него немного охрипший. Да и в целом он выглядит крайне обеспокоено и устало. Точно уже который час сидит в этой студии. Впрочем, кто его знает, может, так и есть.
— И срочные новости, — на мгновение в кадре появляется рука, передающая ему какой-то документ, — по подсчётам, в сегодняшнем столкновении с повстанцами в дистрикте-8 погибло 150 миротворцев и 300 местных жителей, — он замирает на секунду, точно задумавшись. — Несколько мятежников было взято в плен и сегодня они…
И именно в этот момент включают наш ролик. Пока ещё не поздно. Ролик начинается без какого-то вступления — тут же кадры с Китнисс в госпитале. На заднем плане дополнительно читает текст одна из помощниц Плутарха:
— Мы находимся в госпитале в дистрикте номер Восемь. На здание уже неоднократно устраивались обстрелы, персонал едва справляется с объёмом работы. Сюда привозят всех больных, которые могут хоть как-то передвигаться и кто хоть как-то может надеяться на выздоровление. Врачи стараются обеспечить помощью всех, хотя и сами в своём большинстве уже пострадали во время бомбёжек.
За это время на экране промелькнула вся наша команда и я, делающая перевязку той самой медсестре. Затем на пару секунд дают слово ей дают слово.
Экран гаснет, и через мгновение там появляется тот же самый ведущий, но уже куда более встревоженный:
— Только что была осуществлена очередная провокация со стороны повстанцев. Продолжаем новости. Как уже было сообщено, несколько человек было взято в плен, и сегодня они будут преданы трибуналу, наряду с некоторыми другими военными преступниками, — он говорит крайне быстро, немного проглатывая согласные, точно опасаясь, что эфир снова перехватят. И эфир снова перехватываем мы. Теперь уже с кадрами бомбёжки.
— Пленные? — поднимает бровь Рори. — Я вроде не заметил, чтобы они кого-то забрали.
— Думаю, их и не было. Лишь бы оправдать свои казни. Они их даже в прямом эфире показывают, — приглушённо шипит Пит. — Не удивлюсь, что сегодня они собираются показать именно очередную казнь.
— Они даже не повстанцев хватают, — присоединяется Финик. — Так, кто под руку попадётся. Женщин, стариков, детей. Был рядом — значит, уже повстанец. Лишь бы остальных запугать.
Я бросаю взгляд на экран: там Китнисс стреляет в планолёты. Плутарх и его люди выстроили всё максимально правильно. Особенно ярко смотрится ролик на фоне лживых новостей, думаю, и время они выбрали тоже намеренно. Китнисс выкрикивает свои искренние пожелания Капитолию, и тут же эфир перехватывают. Впрочем, всё, что нужно, уже было сказано. Я бросаю взгляд наверх: Плутарх с кем-то переговаривается через коммуникатор. Видимо, обсуждает результаты. А тем временем капитолийцы, действительно, решили показать казнь. Камера медленно пролетает по главной площади Капитолия мимо длинного ряда людей, стоящих спинами к толпе.
— Кто бы сомневался, — доносится голос Рори и тут же срывается. Камера замирает у одной из осуждённых. Судя по росту и комплекции, девочке лет десяти…
— Нет, Рори, это не может быть она, — шепчу я, глядя на экран. Но я вижу до боли знакомую тёмную косичку с выбившимися волосками, серое изгвазданное в саже, грязи и крови платье…
— Нет, — шепчу я, покачивая головой.
— Там, в Двенадцатом, я нашёл посреди дороги ленту, похожую на её, — вдруг доносится шёпот Рори. — Я думал, что уже с ума сошёл. А тут, — он больно сжимает мою руку, но я молчу. Я знаю, что он в шаге от того, чтобы сорваться. И я тоже. Я хочу ещё раз взглянуть, чтобы убедиться, но камера уже отлетела и теперь демонстрирует каких-то людей, зачитывающих приговор. Я замечаю, что Коин что-то указывает своим людям, отвечающим за технику, как зал пронзает громкий крик: