— Никто не вправе обвинить тебя в этом, целительница, но признаюсь, что мне нужна помощь. Я сегодня очень устал.
— Неудивительно! Тебя самого следовало бы уложить в постель!
— Мы все могли бы пролежать в постели неделю, — печально ответил Тарлах.
Пира направилась к его столу.
— Покажи, что нужно сделать, птичий воин.
Пира оказалась столь же умелой в работе с документами, как и в искусстве исцеления, и им удалось за удивительно короткое время расчистить стол.
— Благодарю, — сказал ей капитан. — Я не думал, что закончу так быстро.
— Если все кончено, можно поесть, пока не ушла назад повозка.
Она увидела, как он пожал плечами, и покачала головой.
— Ты постился вчера вечером. Больше не делай так, Горный Сокол.
— Тебе сказала госпожа Уна? — раздраженно спросил он. Он знал, что Уна и Пира подружились, а женщины болтают не меньше мужчин.
— Нет, хотя ей бы следовало мне сказать, потому что я отвечаю за то, чтобы ты стоял на ногах. Мне сказал твой первый лейтенант.
Бреннан?
Целительница заметила его удивление и улыбнулась.
— Товарищи беспокоятся о тебе. Они опасаются, что ты загонишь себя.
Она встала.
— Может, тебе и не хочется есть, но без еды ты быстро ослабеешь. Я принесу тебе что-нибудь, если не хочешь идти сам.
Тарлах напрягся.
— Здесь не место для таких услуг, и я не могу ее принять от тебя.
— Тогда пошли со мной. Так или иначе, ты должен поесть.
Ночь была приятной, прохладной, но без настоящего холода, самой спокойной за много недель. Ее тишина надрывала утомленные войной сердца. Ни воин, ни целительница не могли закрыться в стенах дома, как ни хотели спать. Они неторопливо поели и неохотно вернулись в дом, который стал одновременно рабочим кабинетом Тарлаха и его жильем.
У входа стояла невысокая деревянная скамья, и Тарлах сел на нее, прижавшись спиной к свежевымытой белой стене. Глаза его закрылись. Приятно, как воину в сильную жару, было ощущать прохладу чуть влажного камня.
Пира поколебалась, потом села рядом с ним. Как и Горный Сокол, она молчала, просто сидела, впивая спокойствие ночи.
На руке воина сидел Бросающий Вызов Буре. Сокол негромко просил внимания, пока сокольничий не погладил его мягкие перья.
Тарлах взглянул на свою спутницу.
— Ты хорошая целительница, но невозможно достойно отблагодарить тебя за заботу о наших крылатых.
— Никакой благодарности не нужно, — негромко ответила она, — как и за то, что я делаю для тебя. — Голос ее напрягся. — Клянусь Янтарной Госпожой, как мне тяжело видеть изуродованными их стройные тела!
Они сражаются из любви к нам.
Воины, в свою очередь, глубоко любили птиц. Пира поняла это за последние ужасные недели. Только сегодня она видела, как сокольничий отошел в сторону и, думая, что его никто не видит, заплакал, как ребенок.
Она, несмотря на все свое мастерство, не смогла спасти его птицу. Сердце у нее болело за него, но она не могла ничего сделать, только незаметно отошла и предоставила его горю.
С соколами дело обстояло по-другому. Пира обнаружила, что может утешить их, особенно самок, но и самцов тоже — по крайней мере, временно. Она посвящала им много времени и, даже когда спала, прижимала к себе раненую птицу.
Так много жертв, подумала она. Но ни она сама, ни сидящий с ней рядом офицер не могли отрицать, что эти жертвы необходимы. Морская Крепость, Верхний Холлек, весь мир зависят теперь от их силы.
Пира на мгновение закрыла глаза. Долина Морской Крепости создана для мира, для жизни и радости, и нужно все это сохранить…
— Это хорошая земля, — сказала она после недолгого молчания. — Она прекрасна сама по себе, и люди ее так хороши, как я только могла представить или пожелать.
Холод заполнил ее душу. Скоро большинство этих людей ожидает смерть, а остальных — рабство.
— Мы должны выиграть эту войну, Горный Сокол, — сказала она решительно.
И сокольничего коснулась та же мысль и тот же страх.
— Мы ее выиграем. Здесь или в другом месте, но мы победим. То, что не смог сделать Ализон, не смогут и эти проклятые чужаки.
Отчасти, чтобы скрыть свои чувства, отчасти, чтобы преодолеть их, наемник распрямился и начал вставать.
Но с болезненным стоном опустился на место: резкая боль в мышцах мешала неожиданным движениям.
Пира в тревоге посмотрела на него, потом поняла причину неприятностей.
— У тебя затекло тело? — озабоченно спросила она.
Тарлах обрел способность говорить.
— Надо справиться с этим до того, как завтра утром поднимусь на стену, — сказал он, почти не разжимая губ.
— Если не сможешь, тебе нельзя стоять в боевом строю. Ты не сможешь сражаться, если даже встать не можешь.
Она не пыталась помочь ему. Такую помощь он принял бы от товарищей и, может быть, от госпожи Уны, но она знала, что от нее он поддержку не примет.
Капитан справился с собой. Лицо его оставалось напряженным, и ему пришлось прислониться к стене, вставая, но он знал, что тело его больше не предаст. Он не допустит этого.
— Я буду готов. За это не опасайся.
21
На следующее утро Горный Сокол собирался выйти из комнаты, когда в нее вошел Бреннан.
Тарлах заметил, как смотрит на него лейтенант, и нахмурился.
— Пира мне не поверила?
— Она хорошо знает, что в таких делах нельзя доверять сокольничим, мой друг. Мы стараемся выдержать слишком многое. Как ты себя чувствуешь?
— Достаточно хорошо, чтобы отомстить за свою боль врагам.
Тарлах заметил легкую красную линию на шее товарища. Она проходила от самого уха за высоким воротником. Словно острие меча или конец копья — Тарлаху казалось, что справедливо последнее, — оцарапали кожу.
— Я вижу, ты сам едва избежал раны. На этот раз было близко.
— Мне было бы очень неприятно, если бы острие оказалось чуть ближе, — признался Бреннан.
Тарлах заметил белое пятно. Левая рука лейтенанта вся в толстой повязке. Так целительница не перевязывает легкие раны, и улыбка тут же сползла с лица командира.
— Что с тобой случилось?
— Напоролся на меч, — лаконично ответил Бреннан. — Ничего страшного. Придется некоторое время держать в левой руке только щит, вот и все.
— Поэтому вчера вечером Уна выполняла мою работу вместо тебя?
Бреннан пожал плечами.
— Бывают раны и посерьезней. Мне кажется, было уже поздно, когда помощники целительницы занялись мной. Да и работу они кончили не скоро.
— Тебе кажется? Тебя усыпили? — Только? в случаях, когда необходимо хирургическое вмешательство, или при самых тяжелых ранах применялось усыпляющее. Должно быть, рука повреждена серьезно.
— Пира заверила меня, что рука не потеряет подвижности, — улыбнулся Бреннан. — Идем, друг, а то я начинаю смущаться! Приготовим утреннее приветствие гостям.
Рассвет был невыразимо прекрасен и обещал не менее прекрасный день.
Прекрасные декорации, которые так контрастируют с жестокими делами, мрачно размышлял Тарлах, глядя на разворачивающуюся перед ним сцену. Ему казалось, что он уже целую вечность ежедневно видит ее перед собой.
Нет, в огромном войске, собравшемся на берегу, чувствовалась какая-то перемена.
Султаниты накануне ударили изо всех сил. Отступая, они признали, что стена по-прежнему стоит, но не ожидали, что и утром на ней будет тот же спокойный, решительный и смертельно опасный гарнизон, как и в самом начале осады. Разум по-прежнему утверждал, что они должны одержать победу, но теперь, глядя на этих стойких страшных воинов, султаниты дрогнули. Впервые за все время они усомнились в своей победе.