– Заканчивайте, Сифорт, – строго сказала Лаура, направляясь к трибуне.
Я начал комкать фразы, стараясь выговориться побыстрее:
– Призываю вас хранить верность закону. Господь Бог не простит вам…
– Хватит! – Ткнув в меня пистолетом, Лаура потащила меня прочь с трибуны.
Охранник заломил мне руки за спину, надел наручники, усадил на стул. Трибуну оккупировала мисс Трифорт.
– Видели, с какими надменными субъектами нам приходилось иметь дело? – бросила она в зал с печальной иронией, театрально покачивая головой. – Но мы все-таки разрешили ему высказаться. Однако, должна заметить, дела их красноречивее всяких слов. Своим трусливым бегством они сказали нам все. Теперь позвольте мне приступить к главному. Торжественно провозглашаю Рес…
Я вскочил как ужаленный.
– Как полномочный представитель Правительства ООН объявляю на планете Надежда военное положение! – прокричал я что было мочи. – Приказываю арестовать Лауру Трифорт и всех ее…
Мощный удар в затылок погрузил меня в абсолютную темноту.
– Очнулся, дурачок?
Я застонал, с трудом разлепил веки. Фредерик Мантье, стоя рядом со мной на коленях, прижимал к моей голове мокрую прохладную тряпку.
– Ты и вправду думал остановить ее своей болтовней? – спросил он.
Я мотнул головой и тут же пожалел об этом. Всколыхнулась нестерпимая боль. Пришлось говорить без жестикуляции.
– Нет. Просто я был обязан попытаться.
– Она чуть не убила тебя. Может, еще убьет.
– Знаю. – Мне было все равно. Я оглянулся. – Где мы?
– В грузовой конторе. – Заметив недоумение на моем лице, Мантье объяснил подробнее:
– В помещении фирмы, занимающейся грузовыми перевозками. Грузовиками, а не шаттлами. Эта контора находится на плантации Трифорт. Это тот самый дом, куда нас принесли в первый раз, когда мы заснули в вертолете. Твои люди заперты в комнате через две двери отсюда по коридору.
Я поморгал. Зрение сфокусировалось, мне снова все было четко видно. Вдруг я все вспомнил.
– Не прикасайтесь ко мне! – Я отшвырнул его руку.
– Я просто хотел помочь, – пожал он плечами.
– От таких не принимаю помощь!
Мантье отошел, сел на стул. Как ни странно, в этой комнате были стулья.
– От каких таких, Сифорт? Кем вы меня считаете?
– Подонком, – буркнул я.
– Ваше мнение основывается на…
– Сам знаешь, на чем! – вспылил я. – Ты пытался убить меня дважды! Ты отшиб моему другу Алексу память! Мантье долго молчал.
– Сифорт, не знаю, как вам рассказать об этом так, чтоб вы поверили.
Меня его откровения не волновали.
– Не мешайте мне спать. – Я закрыл глаза.
– Я не покушался на вашу жизнь.
Я молчал. Он нервно прошелся по комнате, как-то глухо произнес:
– Не знаю почему, но мне хочется, чтобы вы знали правду.
– Оставьте меня в покое.
– Я не устраивал взрыва на дороге, не перегораживал вам путь грузовиком. Я не запускал ракету в ваш вертолет.
– Я уже слышал ваши признания и знаю им цену. Протокол вашего допроса у меня в кармане. Там названы имена ваших сообщников.
– Это люди, погибшие от метеорита.
– Я так и думал. Не верю ни единому вашему слову.
– Сифорт, взгляните на меня.
Еще чего!
– Сифорт, взгляните мне в глаза! А не то я разобью вам коленные чашечки!
Я нехотя открыл глаза. Мантье, глядя мне прямо в глаза, ровно произнес:
– Клянусь, я ни разу не покушался на вашу жизнь. Клянусь своею бессмертной душой.
– А как же ваши признания на допросе?
– Это все ложь.
– Зачем вы врали?
– Чтобы избежать допроса под наркотиками.
Вот так дела!
– Но это же глупо! – Я привстал, не обращая внимания на пульсирующую боль. – Допрос под наркотиками доказал бы вашу невиновность, и тогда мы искали бы настоящих преступников.
– Вот именно.
– Значит, вы не хотели, чтобы мы их нашли?
– Верно. Не хотел.
Я встал. Не могу думать без постоянных расхаживаний. Комната была размерам с капитанский мостик.
– Если вы виновны, – размышлял я вслух, – то допрос под наркотиками доказал бы вашу вину. Если же вы невиновны, тогда допрос под наркотиками доказал бы вашу невиновность. В этом случае вас сразу освободили бы, в противном случае – повесили. Значит, если вы невиновны, то уклонение от допроса бессмысленно. Если же вы виновны, тогда существенной разницы нет, можно попробовать и уклониться.
Мантье упорно молчал. Я непрерывно расхаживал взад-вперед, напрягая побитые извилины. Что он затеял? Сложную игру? С какой целью? Может, он просто спятил? Если он и вправду невиновен, тогда во имя чего был готов пойти на виселицу? Нет, без дополнительной информации в этой каше не разберешься.
– Вы хотели ценой собственной жизни скрыть что-то важное? – спросил я наконец.
– Браво! – Он вяло поаплодировал моей догадливости.
– Что же это за ценность, ради которой вы жертвовали жизнью?
Мантье не ответил. Снова пришлось призадуматься, снова я расхаживал по комнате-тюрьме, сцепив за спиной руки. Если на мою жизнь покушался не Мантье, то кто же? Внезапно меня озарило.
– Вы участвовали в подпольном движении?
На этот вопрос Мантье соизволил ответить:
– Да.
Разумеется. Тут нечего скрывать, ведь на его участие намекнула сама Лаура.
– Когда возле вашего дома прогремел взрыв, вы знали, что подозрение пало на вас? – спросил я.
– О взрыве я узнал так поздно, что едва успел скрыться.
– Вы скрывались лишь потому, что боялись допроса, ведь дорогу перегородили вашим грузовиком, а значит, для допроса под наркотиками имелись основания.
– Предположим.
– Более того, вы знали…
Он улыбнулся распухшим от побоев ртом так, что я сразу все понял.
– Вы знали, что покушение устроила Лаура Трифорт! – выпалил я.
– Нет, но я догадывался об этом. Она не настолько доверяла мне, чтобы посвящать меня во все свои планы. А догадывался я по той простой причине, что из всех плантаторов только Лаура способна на такой дьявольский шаг: украсть у меня грузовик да еще взорвать его на моей же плантации. Если бы меня схватили, то допрос под наркотиками не доказал бы ее вины, но разоблачил бы моих товарищей по подполью. Конечно, я знал не всех, только одну ячейку, у нас была строгая конспирация. Но после моих признаний по цепочке вышли бы на всех членов подполья. Мог ли я предать такое количество людей и загубить все дело?
– Вот ради чего вы готовы были пожертвовать своей жизнью и запятнать свое доброе имя?
– Да, ради будущего Надежды. Я патриот своей планеты. Я не верил вашим обещаниям исправить недостатки, потому что мы твердили о них Правительству ООН десятилетиями, но все без толку.
– Но к чему этот заговор?! У вас прекрасная планета, экологически чистая, богатая, просторная, не страдающая от перенаселения. А вам все мало! Давайте отсечем как бритвой шелуху, и станет очевидно, что вы виновны! И не морочьте мне голову!
– Пусть так. Но я хотел, чтобы вы знали правду.
– Зачем вам это?
– Сам не понимаю. – Мантье отвернулся к стене. – Может быть, потому, что об этом уже можно сказать. Или, может быть, потому, что, как вы выразились, я запятнал свое доброе имя. Или потому, что я восхищаюсь вашим мужеством.
– Чушь!
– А может быть, мне просто нравятся розыгрыши.
16
Наутро нас с Мантье перевели в другую комнату, где под арестом сидели Анни и мои офицеры. Порадовал меня и тот немаловажный факт, что это помещение напрямую соединялось с душем и туалетом.
Анни на радостях всплакнула и не отпускала меня ни на шаг, даже мои «мыслительные» расхаживания по комнате она воспринимала в штыки.
Окон тут тоже не было, побег казался невозможным. Как видно, Лаура строила этот дом не как контору, а как тюрьму. До чего же предусмотрительная, стерва! Следующие трое суток мы спали на матрацах, питались скудно, прогуливались, не выходя из камеры. От холода мои легкие снова разболелись. Я потребовал у охранника свою маску и баллон с лечебным газом, но он сделал вид, будто не слышит меня.