Сарпи. Вот обязательство, подпишите его.
Фонтанарес подписывает.
Мария. Прощайте, мой друг! Если вы падете в этой борьбе, я буду любить вас еще больше.
Лотундиас. Идем, дочь моя, он сумасшедший.
Дон Рамон. Молодой человек, почитайте мои трактаты.
Сарпи. Прощайте, будущий гранд Испании!
Фонтанарес один на авансцене.
Фонтанарес. В день заточения Марии для меня перестанет светить солнце. Я несу целый мир на плечах, но боюсь, что я не Атлант… Нет, я не восторжествую, все изменяет мне. Плод трех лет раздумий и десяти месяцев труда, неужели мое создание не взбороздит морскую гладь. Ах, сон меня одолевает… (Ложится на солому.)
Фонтанарес спит. Кинола и Мониподио входят в маленькую дверь.
Кинола. Алмазы! Жемчуга и золото! Мы спасены.
Мониподио. Бранкадор – венецианка.
Кинола. Значит, мне пора в Венецию. Позови хозяина, я восстановлю наш кредит.
Мониподио. Да вот и он.
Те же и хозяин «Золотого солнца».
Кинола. Что же это, господин хозяин «Золотого солнца»? У вас не хватило веры в звезду моего внука?
Хозяин. Гостиница, сеньор, не банкирский дом.
Кинола. Да, но вы могли бы хоть из сострадания не отказывать ему в куске хлеба. Светлейшая Венецианская республика послала меня уговорить его переселиться в ее пределы, но он слишком любит Испанию. Я уезжаю, как и приехал, тайно. У меня при себе только этот алмаз, больше я ничем здесь не располагаю. Через месяц вы получите денежный перевод. Насчет продажи этого алмаза сговоритесь со слугой моего внука.
Хозяин. Ваша милость, с ними будут обходиться, как с наследными принцами.
Кинола. Оставьте нас.
Хозяин уходит.
Те же, кроме хозяина.
Кинола. Пойдем переоденемся! (Смотрит на Фонтанареса.) Спит! Эта высокая душа не вынесла стольких потрясений. Только наш брат умеет переносить боль. Ему недостает нашей беспечности. Хорошо я поступил, что все части машины велел изготовить в двойном количестве. (К Мониподио.) Вот чертеж последней части, возьми его.
Они уходят.
Фонтанарес, спящий. Фаустина и Матиас Махис.
Матиас Махис. Вот он!
Фаустина. Так вот до чего я довела его! По глубине ран, которые я сама себе нанесла, я поняла теперь, сколь глубока моя любовь. О, каким же счастьем я должна вознаградить его за все страдания!
Действие четвертое
Сцена представляет городскую площадь. В глубине – подмостки, на которых стоит судебный пристав, у подножия их расставлены части машин. По обе стороны подмостков толпятся любопытные. Налево от зрителя – Копполус, Карпано, хозяин «Золотого солнца», Эстеван, Хирон, Матиас Махис, дон Рамон, Лотундиас; направо – Фонтанарес, Мониподио и за его спиной Кинола, закутанный в плащ.
Фонтанарес, Мониподио, Кинола, Копполус, хозяин «Золотого солнца», Эстеван, Хирон, Матиас Махис, дон Рамон, Лотундиас, судебный пристав, народ справа и слева.
Пристав. А ну-ка, господа, подбавьте жару! Ведь в этом котле можно сварить олью-подриду[17] на всю валлонскую гвардию.
Хозяин. Четыре мараведиса.
Пристав. Все молчат? Подходи, выбирай, разглядывай!
Матиас Махис. Шесть мараведисов.
Кинола (Фонтанаресу). Сеньор, этак не наберется и ста золотых эскудо.
Фонтанарес. Надо уметь смиряться.
Кинола. Мне кажется, что смирение – это четвертая богословская добродетель, не упомянутая лишь из уважения к женщинам.
Мониподио. Да замолчи ты! Правосудие тебя разыскивает, и если тебя еще не забрали, то лишь потому, что ты считаешься моим человеком.
Пристав. Вот – последняя вещь, господа. Ну что же? Все молчат? Присуждено за десять золотых эскудо десять мараведисов сеньору Матиасу Махису.