Лотундиас (дон Рамону). Так вот каков конец блистательного изобретения! Наш гений был прав, когда сулил нам поразительное зрелище.
Копполус. Вам хорошо смеяться, вам-то он ничего не должен.
Эстеван. Это нам, горемычным, расплачиваться за его затеи.
Лотундиас. Как это ничего не должен, господин Копполус? А алмазы моей дочери? Ведь слуга нашего великого человека вложил их в эту самую механику!
Матиас Махис. Да ведь их отобрали у меня.
Лотундиас. Все равно они в руках правосудия. Я предпочел бы, чтобы в руках у него очутился Кинола, проклятый совратитель сокровищ.
Кинола. О молодость моя, какой тебе урок! Меня погубило мое прошлое.
Лотундиас. Но если его поймают, с ним расправа коротка, и я-то уж пойду полюбуюсь, как он будет благословлять пятками зевак.
Фонтанарес. Наши несчастия придали этому тупице остроумия.
Кинола. Вернее, свирепости.
Дон Рамон. Что касается меня, то я огорчен подобным плачевным исходом. Этот молодой мастер уже стал прислушиваться к моим советам, и мы были уверены, что выполним обещания, данные королю. Но Фонтанарес может спать спокойно. Я поеду ко двору, скажу, что он мне крайне нужен, и выхлопочу ему помилование.
Копполус. Редко встретишь такое великодушие среди ученых!
Лотундиас. Вы гордость Каталонии!
Фонтанарес (выступая вперед). Я спокойно переносил пытку, я молчал, когда на моих глазах за бесценок продавалось создание моих рук, которое должно было увенчать меня славой…
Ропот в толпе.
Но слушать такие речи свыше моих сил. Дон Рамон, если бы вы, я не говорю – знали, а хотя бы лишь подозревали назначение всех этих частей, теперь разрозненных, вы бы их скупили ценою всего вашего состояния.
Дон Рамон. Молодой человек, я уважаю ваше горе. Но вы отлично знаете, что ваша машина не могла еще действовать и что мой опыт был для вас необходим.
Фонтанарес. Из всех ужасов нищеты самое страшное то, что она бессильна против клеветы и против торжества глупцов.
Лотундиас. И тебе не стыдно, в твоем положении, оскорблять знаменитого ученого? Хорош бы я был, если бы выдал за тебя мою дочь! Ты бы меня живехонько пустил по миру. Ведь успел же ты просадить без толку десять тысяч цехинов! Что? Присмирел наш гранд Испании?
Фонтанарес. Вы мне жалки.
Лотундиас. Возможно, но и тебе я не завидую. Суд властен над твоей жизнью и смертью.
Дон Рамон. Перестаньте. Разве вы не видите, что он безумен?
Фонтанарес. Еще не настолько, сеньор, чтобы считать О плюс О – биномом.
Те же, дон Фрегосо, Фаустина, Авалорос и Сарпи.
Сарпи. Мы опоздали, распродажа окончена.
Дон Фрегосо. Король пожалеет, что поверил шарлатану.
Фонтанарес. Шарлатану, ваша светлость?! Потерпите несколько дней, и вы сможете отрубить мне голову, но только не клевещите. Вы поставлены слишком высоко, стыдно вам опускаться так низко!
Дон Фрегосо. Ваша беда велика, но велика и ваша дерзость. Разве вы забыли, что барселонские судьи считают вас соучастником кражи, совершенной у Лотундиаса? Бегство вашего слуги – лучшее доказательство преступления, и тем, что вы на свободе, вы обязаны лишь заступничеству сеньоры. (Указывает на Фаустину.)
Фонтанарес. Мой слуга, ваша светлость, быть может, и грешил когда-то. Но, связав свою судьбу с моею, он очистил свою жизнь в огне моих испытаний. Клянусь честью, он невиновен. Драгоценные камни, которые у него отобрали, когда он их продавал Матиасу Махису, ему добровольно дала Мария Лотундиас, после того как я отказался принять от нее этот дар.
Фаустина. Какая гордость в несчастии! Неужели ничто его не сломит?
Сарпи. А как вы объясните чудесное воскресение вашего деда – этого лженачальника венецианского арсенала? Ведь, к сожалению, сеньора и я знаем настоящего начальника.
Фонтанарес. Это я нарядил моего слугу, чтобы он побеседовал с дон Рамоном о математике и науках. Сеньор Лотундиас вам подтвердит, что каталонский ученый и Кинола пришли к полному единомыслию.
Мониподио (Киноле). Он погиб!
Дон Рамон. Я разрешу себе сослаться на мои труды.
Фаустина. Не гневайтесь, дон Рамон. Ведь когда человек летит в пропасть, он готов всех увлечь за собой.