Часто спортсмены крайне болезненно воспринимают оценку, которую их игре дают в печати тренеры. Как правило, это происходит, если тренер непоследователен в своих суждениях. Если неясны критерии его оценок. Если он руководствуется в своей оценке только результатом: выигран матч – все хорошо и все хороши; проигран – надо отыскать «стрелочника» среди спортсменов – главного виновника неудачи.
Полагаю, что такое отношение тренера к делу свидетельствует о его недостаточной квалификации в целом и о том, что он неважный педагог в частности. Оценки, конечно же, должны быть неизменно объективными. В них должны отражаться общее направление и цель работы тренера и коллектива. Плохие оценки за игру в матче не должны быть жестом отчаяния тренера, выражением его разочарования или дурного настроения. Тренеры ЦСКА стараются всегда точно оценивать действия отдельных игроков и всей команды. Невысокий балл свидетельствует, что хоккеист допускал ошибки, тактические или технические, что он дрогнул, испугался соперника или не сумел, не заставил себя бороться, играть через «не могу». Плохие оценки могут быть выставлены даже при крупной победе команды, даже тому спортсмену, который не проиграл свои микроматчи, но действовал с промахами или просто ниже своих возможностей, ниже своего уровня игры.
Говорят, победителя не судят. Мне эта формула не по душе.
Но в то же время тренеры должны признавать и собственные ошибки. Тогда исчезнет почва для мрачного афоризма: выигрывает команда, проигрывает тренер. Тогда ответственность будет равной.
Идет матч. И нервная, и физическая энергия, расходуемая тренером за матч, сопоставима с той, которую тратят спортсмены. Во время чемпионата мира я, например, худею на 5–6 килограммов. Журналисты писали об этом едва ли не с удивлением. Но удивляться, право же, нечему. Я – тоже на льду, в борьбе. А если я не играю, не живу тем, что делают игроки на площадке, то и они не играют.
Глубоко переживаю все, что происходит на льду. К сожалению, миллионы телезрителей имеют возможность это наблюдать, ведь в последние годы едва ли не каждый матч ЦСКА (про сборную страны и не говорю) транслируется по Центральному телевидению. Мне кажется, что телевидение поступает не слишком корректно, показывая в такие моменты тренера, да еще крупным планом.
Эмоции тренера понятны: они сродни эмоциям спортсменов. И может быть, я понимаю игроков прежде всего поэтому.
Как-то один журналист спросил меня, почему я стою не сбоку или сзади своих игроков, как, например, канадские тренеры, а всегда впереди. Дело в том, что мне надо видеть глаза хоккеистов. По ним я могу многое определить. Иной раз только посмотришь на хоккеиста и сразу понимаешь: он может сделать то, что необходимо сейчас.
А бывает ли гак, что ошибка тренера влияет на исход матча или турнира? К сожалению, бывает. И часто. Неверная методика подготовки команды, неправильно выбранный на матч, на турнир состав, ошибочная тактика, предложенная тренером… Одним словом, у нас немало возможностей проявить, зарекомендовать себя с самой лучшей стороны, но еще больше поводов для ошибок. Вот почему я считаю, что тренер в равной мере ответствен и за поражение, и за победу: именно он сформировал команду, подготовил ее к сезону, определил наилучшую, с его точки зрения, тактику для каждого хоккеиста и каждого звена, составленного им по своему усмотрению. Именно он, тренер, нашел (или не нашел) пути к воротам соперника и изыскал (или не изыскал) возможности создать неприступные бастионы около собственных ворот.
Распределение заслуг должно быть справедливым, тогда и будут понимать хоккеисты своего тренера, будут принимать его критику. И хотя всегда неприятно выслушивать критику, хотя нелегко согласиться даже с явно справедливыми упреками, с самыми правильными оценками, задевающими самолюбие, – так уж человек устроен, но в конце концов, честную, справедливую оценку игроки понимают и принимают.
НА ПОЛПУТИ К СЕБЕ
Четыре звена сборной
Однажды меня спросили:
– Вы старший тренер двух команд – ЦСКА и сборной страны. С какой командой легче работать?…
Ответить я не смог. Работа со сборной неизмеримо ответственнее. А где легче, где труднее…
Объяснял уже не однажды, что мне трудно разделить эти заботы: я еще со сборной, а мысли уже тянутся в ЦСКА. И наоборот, ЦСКА играет в чемпионате, но приближается работа со сборной, и я невольно отвлекаюсь от сегодняшних забот и начинаю задумываться о делах сборной, смотрю за кандидатами из других клубов.
В сборной я решаю те же проблемы, что и в армейской нашей команде.
Сборная СССР переходила на игру в четыре звена уже после того, как костяк ее, хоккеисты ЦСКА, в течение нескольких недель тренировались, а затем и играли в четыре звена.
Подготовительный этап работы сборной строился именно на таких принципах ведения матча. Но па подготовительные сборы приглашается больше игроков, чем требуется национальной команде. Потому здесь тренировки и прикидки в четыре звена были в какой-то мере даже более понятными: шло соперничество за право попасть в сборную и естественным представлялось желание тренеров попробовать, проверить как можно больше кандидатов. Тем более что в сборную пришел новый тренер.
Количество звеньев – целых пятерок, в которых вместе с тройками нападающих постоянно играли определенные пары защитников, превышало четыре. Тренировались мы в новом режиме, планируя игру не в три, а в четыре звена. На общих собраниях и беседах с отдельными игроками, на теоретических занятиях, в тренировках на льду, где обсуждались и уточнялись задачи и цели, которые ставятся как перед всей командой, так и перед тем или иным звеном, разъяснялись, естественно, и мотивы, которыми руководствуются тренеры, стремясь перейти к игре с четырьмя звеньями.
Я напоминал ребятам, что система эта проверялась на всех этажах нашего хоккея – в командах, с которыми я работал и во второй, и в первой, а затем и в высшей лиге, проверялась и утверждалась сначала в рижском «Динамо», позже в армейском клубе, однако игроки сборной, как и несколькими месяцами ранее игроки ЦСКА, сомневались в полезности новой для них идеи. Но был у хоккеистов главной команды страны и другой аргумент: то, что позволительно ЦСКА в матчах первенства страны, где армейцы могут выигрывать, когда надо, и в два звена, невозможно использовать в рамках чемпионата мира, где соперники у сборной сильнее и опаснее, чем у ЦСКА во внутреннем нашем первенстве. Во-вторых, говорили мне, допустимо, что чаще, чем обычно, остаются на скамье запасных игроки не самого высокого класса, так сказать, «середнячки», но если речь идет о хоккеистах сборной, то это неправильно, расточительно: нельзя не использовать мастерство ведущих. Оппоненты мои забывали, что именно в ЦСКА играют самые высококлассные мастера и тем не менее мы уже с ними условились, что и они будут играть в том же режиме, что и остальные хоккеисты.
Подчеркиваю, речь идет об игровом режиме, а не только об очередности выхода на лед. Не о формальном «равноправии», но о существе дела. Ведь бывает и так, что все четыре звена поочередно выходят на лед, но четвертая пятерка проводит на льду по 15–20 секунд, а первая – более чем полторы минуты.
Другие аргументы против игры в четыре звена были уже хорошо мне знакомы. Первый – «не наигрываемся», второй – «остываем», третий – «ведущие игроки привыкли играть в клубах чаще и потому, выходя на лед реже, не успевают показать сполна свою игру».
О последнем аргументе мы поговорим позже, ибо одна из моих целей заключалась и заключается как раз в том, чтобы не было такого понятия – «ведущие игроки», «ударная тройка». Мечта тренера – иметь такую команду, где все звенья ударные. Все хоккеисты, выходящие на лед, должны приносить результат: забивать голы и надежно защищаться.
Ключ к успеху – тактика
Как начинал я разговоры о том, что у хоккеистов сборной страны мал багаж тактических знаний?