Произошла остановка, команда перестала расти, хотя запас мастерства и присутствие великолепных игроков позволяли по-прежнему удерживать звание чемпиона страны, благо другие ведущие клубы пока еще на чемпионский титул и не замахивались.
О Борисе Александрове заговорили рано. Авансов ему было выдано столько, что их могло бы хватить на целую команду. О нем говорили как о явлении в хоккее.
Борис был действительно самобытным спортсменом. Но он не сумел справиться с быстро пришедшей к нему известностью. Не прошел испытания «медными трубами», не одолел искусов, связанных с популярностью и успехами. Александров неверно оценил свое место в спорте, свою роль в команде, поддержку тренеров и партнеров.
Начав работать с командой, вплотную познакомившись с хоккеистами, я увидел, что Борис – парень, безусловно, одаренный, талантливый, но уж очень избалованный и не то что капризный, скорее, просто вздорный. Боюсь, что уже таким он попал в ЦСКА.
Я поразился, услышав, как плохо отзывались о нем хоккеисты. Иногда ложно понимаемое товарищество побуждает спортсменов защищать своего провинившегося партнера, но здесь все, к сожалению, было проще: команда не пожалела Бориса и рассталась с ним без особых, прямо скажем, огорчений. Знаю, что хоккеисты без подсказок тренеров пытались что-то объяснить Александрову, спорили, ругались с ним, причем воевали с ним игроки с разными взглядами и темпераментами, разного возраста. Предлагали отчислить Бориса из команды и Анатолий Фирсов, и Геннадий Цыганков.
В лучшие годы Александрову были свойственны необычная обводка, смелость, игровая сметка. Его напористость и удачливость бросались в глаза. Впрочем, в глаза бросались и его грубость, хамство, откровенная неприязнь к соперникам, о чем писала в критическом материале об Александрове газета «Советский спорт». Но ему все прощали: верили в талант, верили в то, что хоккеист изменится. А кончилось тем, что уже никакие авторитеты – ни тренеры, ни руководители клуба – не значили для Александрова ничего. Все списывалось на его юность и одаренность, хотя давно пора было ему повзрослеть. Ведь Александров играл и в сборной. Его опекали, тянули Владимир Викулов и Виктор Жлуктов. В 1976 году, в Инсбруке, Александров стал олимпийским чемпионом.
Дисциплины для Бориса не существовало. Я наказывал его уже не раз и по-разному: снимал с игры, выводил из состава до конца сезона. Он каялся, просил простить его в последний раз. Прощали, но все опять начиналось сначала. Когда я вывел его на три месяца из команды, он должен был тренироваться с молодежным коллективом. Но Александров, и занимаясь с юношами, вел себя так же. И в то же время ходил к начальству, заверял, что все понял, что начнет новую жизнь. Руководство уговаривало меня попробовать еще раз. Пробовал, проявляя слабость, но…
Решил перевести Александрова в другую армейскую команду, значительно ниже рангом. Я надеялся, что он поймет, наконец, что далее так продолжаться не может. Увидит, что ему надо зарабатывать возможность снова попасть в ведущий клуб страны. А если будет тренироваться по-настоящему, если захочет вернуться к нам, если сумеет правильно оценить свое место в спорте, свою роль в команде, то мы вернем Александрова в ЦСКА.
Не вышло. И в СКА Александров по-прежнему продолжал куролесить.
Думаю, медвежью услугу оказали тренеры «Спартака» Борису. Они уговорили его демобилизоваться, вернули в Москву. Пригласили в популярнейший московский клуб.
Как игрок Александров ничего не дал новой для него команде. Как личность утратил многое, в частности возможность пересмотреть свою жизнь. Ведь ему снова дали понять, что хоккей без него не обойдется.
Подумали о сиюминутных интересах «Спартака» (хотя я убежден, что Александров и этой команде принес не столько пользы, сколько вреда, ибо и там продолжал вести себя по-прежнему), но не подумали о том, что человек, которому уже под тридцать, загублен.
Тренеры мучались с Борисом и в «Спартаке», переводили из одного звена в другое, но с ком бы Александров ни выходил на лед, пользы принести он уже не мог.
Остались только воспоминания о былом таланте да репутация, отнюдь не украшающая спортсмена.
Но и в «Спартаке» тоже возиться с ним бесконечно не могли.
Ведь и здесь Александров не являлся на занятия, на тренировки, на игру, игнорировал требования тренера.
Его отчислили и из «Спартака».
Две прослойки
Заботы тренера бесконечны.
Проблемы возникают одна за другой, и каждую надо решать сейчас же, немедленно.
А всякая проблема – это люди, взаимоотношения в коллективе.
В ЦСКА, когда я принял команду, были две группы хоккеистов. Лидеры, игроки сборной, с одной стороны, а с другой – те спортсмены, кого не приглашали в сборные команды страны: ни в первую, ни во вторую. К этой второй группе относились такие, например, хоккеисты, как Вячеслав Анисин, Александр Волчков, Алексей Волченков, Сергей Гимаев, Александр Лобанов.
Все эти мастера могли в то время, по моему мнению, подтянуться по уровню игры к лидерам. Задатки, возможности каждого из них, несомненно, позволяли тренерам ставить перед ними задачи любой трудности.
Увидев это, я пришел к мысли, что перед этими хоккеистами могут и должны быть поставлены определенные цели. Они могут и должны быть впереди всех соперников из других клубов. Пусть они здесь, в ЦСКА, не первые (а многие ли вообще хоккеисты могли соперничать с Харламовым или Михайловым, Викуловым или Лутченко, и не только у нас, но и за рубежом?), но они могут быть лучшими среди остальных хоккеистов.
К сожалению, наши мастера внутренне не были нацелены па это, они смирились со вторыми ролями и не стремились к постоянному совершенствованию своего мастерства, к труду неустанному, не знающему выходных, тем более что золотые медали в чемпионате страны они получали точно такие же, как, скажем, Владислав Третьяк.
Мы вправе были требовать от них игры более высокого класса, иначе… Иначе надо уступать места другим, тем, кто мечтает играть за ЦСКА, играть и постоянно расти.
Сколько кому по силам
Другая проблема, касающаяся отношений в команде.
Защитники Ирек Гимаев и Сергей Бабинов – известные мастера. Чемпионы мира. Игроки основного состава сборной Советского Союза.
Этим хоккеистам в нашей команде очень трудно в психологическом плане. По одной только причине: им хочется ни в чем не уступать своим более молодым партнерам Фетисову и Касатонову. А силы, а мастерство не те. Ирек и Сергей хороши, но их коллеги еще сильнее. Это реальность, это понятно при взгляде со стороны, но с этим не хочется мириться тому, кто рядом с Фетисовым и Касатоновым. И оттого возникает периодически соблазн: а почему бы не попробовать проверить себя? Чем я хуже? Может, и у меня теперь получится.
Так случается нередко. Тот или иной хоккеист может сыграть плохо только потому, что переоценивает свои силы. Не будем ругать этого хоккеиста. В определении качества своей игры всегда трудно дать себе объективную оценку.
Если смотреть на вещи трезво, надо, к сожалению, признать, что Ирек не может себе позволить то, что позволяют его более молодые партнеры. Сила Ирека – в строгих действиях, соизмеряемых и с ситуацией, и со своими возможностями. Рациональная игра – основа успехов Гимаева. Он не обладает такими могучими физическими, скоростными данными, искусством силовой борьбы, как его товарищи по обороне. В этом Ирек на поле уступает, но, переоценивая себя, он иногда снова и снова устремляется вперед и «проваливается» вновь и вновь. Команду за его авантюры наказывают голами, и я вынужден снимать защитника с игры.
Жаль! И ему обидно, и нам не хочется его обижать. Хоккеист он очень хороший.
Второй тренер
Еще одна чрезвычайно интересная и сложная проблема – взаимоотношения тренеров в команде. Друзья и соратники, преследующие общую цель, – так я представляю себе сотрудничество тренеров. Иного положения, иных отношений быть не может. По крайней мере, не должно.