— Да, да, понимаю, — подтвердил Илие и вновь неопределенно кивнул головой.
— Что ты там бормочешь? До сих пор пе. выветрилось вино? Меня интересует, поймал ли ее этот тип.
— Откуда мне знать? — думая о чем‑то своем, от-] ветил пекарь. — И кто, скажи на милость, видел у того! типа удостоверение агента сигуранцы?
Волох не знал, как понимать эти слова. Он переждал секунду, с трудом сдерживая яростно колотившееся сердце.
— Прошу ответить на вопрос: когда и каким образом ты сможешь узнать о том, что произошло с нею нынешней ночью? Если только вы не успели повидаться за этот промежуток времени.
— Это никого не касается, — вызывающе тряхнув головой, сказал Илие.
— Возможно, — кивнул Волох. Затем легонько взял Илие за плечи и, чувствуя, что тот начинает успокаиваться, бросил взгляд вокруг. Не заметив ничего подозрительного, подтолкнул его в спину. — Я очень тороплюсь. — Он взглянул на часы и добавил, теперь уже прежним, суровым тоном: — Не следует забывать, что за нами каждую минуту следят. Кто был тот тип, что гнался за нею? Неужели очередной ухажер?
— С какой стати ухажер? — решительно возразил пекарь. — Между прочим, ты нередко мелешь чепуху… Хотя главное не в этом: совсем не знаешь Лилиану.
— Ах вот, наконец‑то всплывает настоящее имя. Значит, ее зовут Лилиана? И все же: кто был тот мужчина?
— Мужчина? Конечно, из полиции. Только не из той, с какой приходится иметь дело нам. Не индюк, нет. Ничего общего с сигуранцей. Подонок из банды, следящей за нравственностью. Я его, кстати, хорошо знаю. Их интересует, чтоб ты не воровал, не ходил с дамочками на травку… в общем, не преступал десять заповедей…
— Не понимаю, — не сдавался Волох.
— Но если ее разыскивают родители? Неужели не представляешь, чего можно ожидать от этих старых буржуев? Чем они богаче, тем бешенее! — сердито проговорил Кику. — Наняли сыщика, чтоб выследил и доставил домой, вот он и старается. За денежки, разумеется. И добьется своего, не сомневайся.
— Откуда ты все это знаешь? Делилась? Рассказывала?
— Сам сообразил. Когда слово, когда другое, вот и дошел своим умом.
— Неплохой вывод: оказывается, ты у нас смышленый парень. И то слава богу, — Волох еще раз посмотрел на часы и прибавил шагу. — Теперь расстанемся… Значит, этот «доброволец» в самом деле хорошо держался?
— В самом деле. Бросался, как бык, у меня глаза лезли на лоб от удивления. Оттого, наверно, и нас не тряхнули поосновательней — он один заморочил им голову. Пришлось здорово повозиться, пока же суд да дело, кое‑кто из наших успел скрыться. — Внезапно он резко тряхнул головой и нервно, взволнованно добавил: — И все же, как занесло к нам индюков, — не понимаю. Представить не могу!
— В конце концов его арестовали, да? — снова спросил Волох.
— Еще бы, даже наручники надели! Но все равно сопротивлялся. Пока забросили в машину, пришлось волоком тащить по земле… Что же касается адреса той важной птицы, которую искали, — по–моему, это сказочка, Сыргие. Сочинил! Наговорил чепухи, чтоб поскорее убрались… Правда, вместе с ним.
— Посмотрим, как будет держаться на допросах, — подвел черту Сыргие. — Пока что нельзя забывать главное: инструктаж все‑таки сорвался из‑за него. Как бы все эго в итоге не оказалось провокацией.
— Не думаю. Нет, нет! Из него слова не вырвут.
— Значит, вот как получается: Бабочка убегала от преследователя только потому, что не хотела слушать нравоучений? Если ты увидишь ее сегодня… Возможно, ты увидишь сегодня Лилиану…
— Почему я должен видеть ее? — Кику в любых обстоятельствах был верен себе. — Или не веришь, что…
— Эго не меняет дела — верю я или нет. — Вэлох горько усмехнулся. — Спрашиваю только потому, что ты — единственный человек, который поддерживает с нею связь… В смысле организационном, разумеется…
— Не хватало еще… — Пекарь все же не мог решиться на полную откровенность. — Хотя чего там темнить!.. Все равно она любит этого щенка, этого молокососа! Что же касается меня, то я… никакого интереса в ее глазах не представляю. Всего лишь бывший, отсидевший в тюрьме, не более… В то время как этот — герой! Тем более что не побоялся схватиться с жандармами, бросился на них с ножом.