В подвальном помещении, где размещались печи, их действительно ожидала вся группа.
Первым, кого увидел Волох, был Гаврилэ Грозан, слесарь, работавший в ремонтной мастерской. Волох почти ничего не знал об этом человеке, разве что слышал, будто, вопреки своей необыкновенной силе, он вел себя на удивление расчетливо и осмотрительно, был крайне осторожен. Даже в полумраке подвала его сапоги ослепительно сверкали — лохматый увалень, как это ни странно, тщательно следил за своей внешностью.
Лицо Тудораке Хобоцела освещалось вспышками огонька сигареты, как всегда торчавшей в углу рта. У него был острый, угловатый лоб, кривой нос, перекошенный — будто вот–вот расплачется — рот. Даже волосы на голове, кое‑как собранные в некое подобие прически, топорщились на макушке. Но удивительная некрасивость его лица (ему‑то было на свою «красоту» наплевать!) сказывалась только во «внеурочное время», то есть тогда, когда он не был на работе. Как кельнер ресторана, к тому же первоклассного, Тудораке отличался безусловным «шиком» и «представительностью». Как это у него получалось, оставалось для всех загадкой… В кругу друзей Тудораке держался просто, весело, был удивительно «свойским» человеком. Профессиональная сноровка, а еще более умение разбираться в людях привели к тому, что он заслужил доверие у самой избранной (и богатой) клиентуры, которая неизменно одаривала его крупными чаевыми и хвалила за обходительность.
— Подумать только, — как всегда, стал подтрунивать над кельнером Кику, — каким красавчиком ты сегодня выглядишь!
— Ага, начала одолевать зависть… Помоги тебе бог — надень и на себя маску, какую приходится носить мне!
— При чем тут маска? Таким тебя мать родила, таким и на тот свет уйдешь.
Говоря о маске, Тудораке имел в виду не столько свою внешность, ставшую притчей во языцех, сколько печальную истину: из‑за этой самой физиономии его никогда не привлекали к серьезным, ответственным операциям. Разве можно брать на опасное дело человека, физиономия которого известна всему городу?
— Почему не проходите, дорогой товарищ, не говорите, чем угощать? — обратился Тудораке к Волоху.
— Бросай, Хобоцел, салонные штучки! — вмешался Кику, усаживаясь, на виду у всех. Под сиденье он приспособил кучу дырявых мешков и старых спецовок. — Собрались мы совсем по другому делу, так что долой буржуазные замашки!
— Все ясно, уважаемый, — подхватил Хобоцел, — только какие ж это буржуазные замашки — подавать людям еду? Не обладая твоими организаторскими способностями, ни на что другое не могу претендовать. Только одно: чего изволите? — Он широко раскрыл руки и под смех товарищей стал наступать на Илие.
— Ладно, ладно, — ухмыльнулся тот: он все‑таки опасался, как бы не перейти границу в этом дурашливом разговоре. — Как видите, налицо наш ответственный… Так что приступим. — Он обратился к Волоху: — Короче говоря, группа хотела бы знать, как обстоят дела, котя бы в общих чертах. И какие действия предпринимаешь ты как ответственный…
Наступила долгая, напряженная тишина.
— Что правда, то правда, — проговорил, ж удивлению прочих, Гаврилэ: он был из молчунов, почти никогда не брал слова. — Насчет обстановки… а также будущих планов… требуется ясность.
Волох глубоко втянул в грудь воздух, готовясь к выступлению. Он отлично знал, что от него хотят услышать. Уже по взглядам, какие бросали на него, было понятно: он остался для них тем же, кем был до сих пор.
Он стал говорить, начав с просьбы: пусть они и в дальнейшем не отказывают ему в доверии. Наступает пора решительных действий, ему дали понять это товарищи из Кишинева, поэтому сейчас, как никогда, следует быть бдительными…
Опять наступила короткая пауза, затем снова заговорил тот же Гаврилэ, странный, неповоротливый увалень с удивительно спокойными, безмятежными глазами.
— Я работаю, как известно, на весах, — начал он, заметно смущаясь, — потому хорошо знаю и то, сколько весит слово. А у нас тут что‑то не все ясно… Вот, например, Илие Кику. Хороший парень, давно мне нравится, только б еще женился — по–моему, пора. Правда, семенная жизнь тоже нелегкая штука… Или Волох. Что касается меня, если уж зашел разговор, то я полностью ему доверяю и всегда, чем смогу, поддержу. Мастерская, прямо говоря, целиком у меня в руках. Не знаю, какую пользу могут принести весы, но есть еще велосипеды, примуса. В общем, если что потребуется, всегда смогу достать… Что еще? А вот что: я — семейный человек, отец двоих детей, никуда от этого не денешься…
— Об этом поговорим в свое время! — торопливо вмешался Кику.