И действительно, память о них не может состариться, честь, оказываемая им, желанна всем. Их оплакивают за их природу как смертных, а прославляют как бессмертных за храбрость. Поэтому их погребает государство; в честь них устраивают состязания в силе, уме и богатстве[221] на том основании, что погибшие на войне заслуживают почитания наравне с бессмертными. Я, со своей стороны, считаю их счастливыми и завидую их смерти и думаю, что им одним стоило родиться на свет, так как они, получив в удел тело смертное, благодаря своей храбрости оставили по себе память бессмертную. Однако надо соблюдать древние обычаи и, уважая закон отцов, оплакать погребаемых.
Демосфен
НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ
Когда государство постановило похоронить на общественный счет мужей, покоящихся в этой могиле[222], ибо они явили себя доблестными воинами, и поручило мне произнести над ними установленную обычаем речь, я озабочен был прежде всего тем, чтобы воздать им подобающую хвалу; однако, подбирая и обдумывая слова, достойные павших, я счел невозможным выполнить эту задачу до конца. В самом деле, если они презрели свойственную всем по природе любовь к жизни и решили лучше с честью умереть, чем, оставаясь в живых, видеть Элладу несчастной, то разве не оставили они память о своем мужестве, которое превосходит любую речь? И всё же, кажется мне, я могу высказаться наравне с другими, говорившими здесь до меня.
А в какой мере наш город заботится о погибших на войне, можно видеть как из всего прочего, так и особенно из вот этого закона, по которому выбирается оратор на общественные погребения[223]. Зная о том, что храбрые мужи пренебрегают приобретением богатств и наслаждением удовольствиями жизни и, напротив, стремятся к доблести и похвалам, город считал нужным чествовать их такими речами, какие более всего могли бы служить исполнению их желаний, с тем чтобы слава, утвердившаяся за ними при жизни, сопутствовала им и по их смерти. И вот, если бы из того, что относится к доблести, я усмотрел лишь отличающую их храбрость, то, восхвалив ее, я должен был бы закончить свою речь. Но так как судьба одарила их прекрасным происхождением, разумным воспитанием и достойной жизнью, благодаря чему они были превосходными людьми, то я постыдился бы, если бы что-то из этого оказалось мною упущенным. Итак, я начну, прежде всего, с их происхождения.
Благородство происхождения этих мужей, восходящее к давнему времени, признаётся всеми людьми. Род каждого из них можно возвести не только к отцу и предкам от поколения к поколению, но и напрямую ко всему отечеству, ибо они, по общему мнению, являются исконными его жителями[224]. Они единственные из всех людей населяют эту страну, из которой происходят и которую передали своим потомкам, так что людей, пришедших в города и называемых их гражданами, справедливо было бы считать чужеземцами, хотя их вернее было бы сравнить с приемными детьми, эти же — законные граждане всего отечества по рождению. Насколько я знаю, и плоды, коими кормятся люди, впервые появились у нас;[225] это, оказавшись само по себе величайшим благом для всех, бесспорно доказывает, что эта страна — мать наших предков. Ведь по установлению самой природы всё рождающее одновременно дает и пищу рожденному; так произошло и с нашей страной.
Итак, с происхождением предков этих мужей дело обстоит таким образом от века. Что же касается храбрости и вообще доблести, то я об этом пока воздержусь говорить, опасаясь, как бы моя речь не оказалась неуместно длинной. Но то, о чем полезно вспомнить людям сведущим и любопытно послушать никогда не слышавшим, то, что достойно усердного подражания и не делает тягостными длинные речи, вот об этом в общих чертах я и попытаюсь сказать. Предки и отцы нынешнего поколения и затем те, чьи имена указывают на более отдаленное время и по кому распознаются единоплеменники, никогда никого не обидели — ни эллина, ни варвара, — но, будучи благородными и справедливейшими людьми по отношению ко всем остальным, они, отражая врагов, совершили много блестящих подвигов. Они наголову разбили вторгшееся войско амазонок[226], так что отбросили их за Фасис, и изгнали войско Эвмолпа[227] и многих других не только из своей страны, но и из областей прочих эллинов, которых не смогли ни сдержать, ни одолеть все живущие от нас на запад. Их даже назвали спасителями детей Геракла, доставлявшего спасение другим, когда они, бежав от Эврисфея, как умоляющие пришли в эту страну[228]. Вдобавок ко всему этому и ко многим другим прекрасным деяниям они не позволили нарушить права мертвых, когда Креонт препятствовал погребению Семерых, ходивших походом на Фивы[229].
221
222
223
224
225
226
227
228
229