Надгробные речи. Монодии

Ведь поистине, какой город — не скажу больше размерами — но красивее его? Размерами он уступал лишь четырем[316], пренебрегши величиною в той мере, в какой это грозило утомить ноги жителей, а в отношении красоты одни превосходил, с другими равнялся, но, во всяком случае, побеждаем не был, охватывая объятиями своими море, вдаваясь в него оконечностями, подступая подковой и восходя на холм, перерезаемый двумя парами портиков, проходящими через весь город[317], блистая общественными постройками и непрерывным рядом частных домов — от равнины до вершины горы, расположенными один над другим, словно ветви кипариса, орошаемый водами, окружаемый садами. Здания курии[318], помещения для занятий красноречием, обилие храмов, обширные бани и вместительную гавань я видел, но описать бы не смог. Скажу только, что, направляясь туда из Никеи[319], на протяжении всего пути вели мы беседу о деревьях, о том, чем урожайна земля, о близких и друзьях и о древней мудрости, но, едва миновав извилины гор и как только показался город — а было это на расстоянии ста пятидесяти стадиев[320] от него, когда он воссиял перед нами, — о прочем мы говорить перестали, и весь наш разговор сосредоточился на городе. Ни плоды, качающиеся на ветвях, не привлекали нашего внимания, ни хребты пажитей[321], ни рыбаки, хотя обычно труженик моря как-то притягивает к себе взоры путника — и как он взмахивает веслом, и как забрасывает сеть, и как с удой подстерегает рыбу; однако вид города был способен обворожить больше. Властно покоряя взоры своею красотою, он заставлял их устремляться лишь на себя одного. И одинаково был увлечен им и тот, кто впервые лицезрел город, и тот, кто успел в нем состариться. И вот один из нас указывал спутнику на дворец, сверкающий в заливе[322], другой — на театр, сияющий надо всем городом[323], третий — на другие лучи, исходящие с разных сторон. А что было всего превосходнее, решить было трудно. А посему мы приближались, словно бы поклоняясь статуе. На пути же к Халкидону приходилось оборачиваться, пока природные условия пути не скрыли от нас вида города, и это было похоже на то, как будто кончился праздник.

Разве не следовало всему сонму богов, обступив сей город, стеречь его, приглашая друг друга сохранять бдительность, дабы никакая беда не могла проникнуть в него? А на деле одни на него напали, другие от него отступились, но никто его не защитил! И вот, всё, о чем я рассказал и что некогда было, ныне не существует. О божество, какой локон вселенной ты унесло! Как ты ослепило другой материк, выбив славное око![324] Какое нестерпимое безобразие ниспослало на Азию, словно бы вырубив рощу на огромном пространстве или обрезав нос на красивейшем лице! О несправедливейшее из землетрясений, что же ты наделало?! О погибший город, о сие название, тщетно оставшееся! О скорбь, промчавшаяся по земле и морю! О молва, каковая потрясла сердце всякого человека независимо от его возраста, независимо от его положения! Кто обладает столь каменным, столь стальным сердцем[325], чью душу не уязвила бы эта весть? Кто столь властен над своими слезами, чтобы не удариться в слезы? О испытание, превратившее в бесформенную груду бесчисленные красоты города! О несчастный луч солнца, на какой город упал ты на восходе и какой покинул на закате![326]

Недолго оставалось до времени, когда площадь заполняется народом[327], а боги, хранители города, уже покинули свои храмы, и он был подобен брошенному кораблю[328]. Владыка трезубца потрясал землю и вспенивал море. И корни города уже не держались крепко, но стены сталкивались со стенами, столбы со столбами, крыши падали вниз, основания домов выпирали из земли. И всё пришло в смятение. То, что было сокрыто внутри, выходило наружу, а что находилось снаружи, скрывалось внутрь. И очертания предметов, и их сочленения, и общее целое, складывающееся из частей, — всё смешалось в потоке в одну груду. Людей, занятых работою, засыпало под общественными и частными домами. Вблизи гавани погибло много лучших людей из высшего общества, которые собрались вокруг правителя[329]. Театр, обрушившись, увлек за собою прилегавшие строения, люди же, всякий раз бежавшие в еще не тронутое землетрясением место, достигши его, попадали под новые обломки. Море под напором землетрясения заливало сушу. Огонь, где бы он ни был, охватив деревянные части зданий, присоединял к землетрясению еще и пожар, и какой-то ветер, как говорят, раздувал пламя. И вот, обширный прежде город ныне являет собой обширный холм[330]. А спасшихся от сего бедствия немного, и они блуждают израненные.

316

Размерами он уступал лишь четырем... — Самыми крупными городами Римской империи по количеству проживавшего в них населения являлись Рим, Константинополь, Антиохия и Александрия (см.: Stark 1996).

317

...перерезаемый двумя парами портиков, проходящими через весь город... — Похожее описание Антиохии Либаний дает и в другой своей речи (см.: Похвала Антиохии. 196—202).

318

Курия — провинциальный сенат, а также здание, в котором собирались его члены — куриалы или декурионы.

319

...направляясь туда из Никеи... — В Никее (куда он прибыл по приглашению городского совета) Либаний провел какое-то время, исполняя обязанности учителя риторики, после чего по распоряжению наместника Вифинии, удовлетворившего просьбу никомедийского городского совета, был переведен на должность софиста в Никомедию (см.: Либаний. Жизнь, или О собственной доле. 48; о звании софиста подробней см. примеч. 9 к «Надгробной речи Александру»).

320

Стадий — мера длины у греков, равная примерно 178 м.

321

...ни хребты пажитей... — Переосмысленная у Либания гомеровская метафора моря. О «хребтах моря» у Гомера см.: Илиада. II.159; XX.228; Одиссея. III.142 и т. д.

322

...дворец, сверкающий в заливе... — Имеется в виду дворец Диоклетиана (см. примеч. 19).

323

...театр, сияющий надо всем городом... — Вероятно, речь идет о театре, возведенном либо во времена Диоклетиана, либо при Константине I, когда Никомедия усиленно застраивалась.

324

О божество, какой локон вселенной ты унесло! Как ты ослепило другой материк, выбив славное око! — Ср.: Элий Аристид. Монодия Смирне. 8.

325

Кто обладает столь каменным, столь стальным сердцем... — Аллюзия на эпизод в «Илиаде» Гомера, где Аполлон, ободряя троянцев и стремясь разуверить их в неуязвимости ахейцев, говорит, что «их груди не камень, тела не железо» (IV.510. Пер. Н.И. Гнедича). Ср. с другим местом у Либания, в котором приводится эта же цитата Гомера: «<...> ведь не камень у них тело и не железо» (Хвалебное слово царям, в честь Констанция и Константа. 145. Пер. С.П. Шестакова). Ср. также: Элий Аристид. Монодия Смирне. 1.

326

О несчастный луч, на какой город упал ты на восходе и какой покинул на закате! — Исходя из этой фразы Либания, можно заключить, что землетрясение произошло в течение одного дня; согласно Константинопольским консуляриям (римским консульским спискам), это было 25 августа 358 г. н. э. (см.: ChM 1892: 239; Libanii opera 1903—1927/IV: 322). По свидетельству Аммиана Марцеллина, катастрофа началась на рассвете и завершилась «после второго часа дня, задолго до исхода третьего» (Римская история. XVTI.7.5), т. е. между 8 и 9 часами утра.

327

Недолго оставалось до времени, когда площадь заполняется народом... — Имеется в виду промежуток с 9 часов утра до полудня.

328

...и он был подобен брошенному кораблю. — Сравнение находящегося в бедственном положении города (государства) с тонущим кораблем — устойчивый мотив в греческой литературе, восходящий еще к архаической поэзии (ср., например: Алкей. Фр. 18 Bergk).

329

...вокруг правителя. — Имеется в виду Аристенет, близкий друг Либания, смерть которого оратор тяжело переживал (см.: Либаний. Жизнь, или О собственной доле. 118; Письма. 25, 31). Об ужасных обстоятельствах кончины Аристенета сообщает и Аммиан Марцеллин (см.: Римская история. XVTL7.6).

330

И корни города уже не держались крепко ~ обширный прежде город ныне являет собой обширный холм. — Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVII.7. 1-8.