Надгробные речи. Монодии

О всевидящий Гелиос, что же с тобою стало, когда ты взирал на всё это?[331] Как не удержал ты столь великого города, исчезающего с лица земли? Ведь из-за быков, на коих покусились изголодавшиеся моряки, ты пустил в ход все средства и даже грозил небожителям предаться Плутону[332], а украшение земли, предмет заботы многих царей, создание долговременного труда, не пожалел, когда его похищали среди бела дня? О красивейший из городов, сколь ненадежному и коварному холму ты был поручен с самого начала, который уподобился лукавому коню, сбросивши со своего хребта прекрасного седока![333] Где теперь улицы? Где портики? Где дороги? Где источники? Где площади? Где школы? Где священные участки? Где то богатство? Где юность? Где старость?[334] Где бани самих Харит и Нимф, из коих самая обширная, названная по имени построившего их царя, стоит целого города?[335] Где теперь городской совет? Где народ? Где жены? Где дети? Где дворец? Где ипподром, крепчайший вавилонских стен? Ничто не осталось нетронутым, ничто — неистребленным. Всё охвачено бедствием. О обилие вод, где теперь ваше течение? У какого дома? У каких источников? Засыпаны каналы и разветвляющиеся водные пути. Скапливающаяся вода льется из ключей, прокладывая себе путь в оврагах и застаиваясь во впадинах. Никто ее не черпает и не пьет — ни люди, ни птицы. И страшен огонь, что стелется всюду из-под низу и там, где уступит ему верхний слой, взметывается в воздух. Прежде богатый людьми город днем необитаем, а ночью посещаем толпою призраков, которые, мне кажется, вызовут тесноту и у подземных обитателей, достигши Ахерона.

Вошли в пословицу «лемносские беды»[336] и «Илиада бедствий»[337], и память о них останется, но чрезмерность бедствия всякий желающий постигнет на этом примере. Случалось, что где-то землетрясение одно разрушало, другое щадило, но этот город оно сровняло с землею. Случалось, что некоторые города оно сравнивало с землею, но не разрушало столь великого города. Ведь если бы он лишился жителей из-за повального мора или в ту пору, когда они, по обычаю, всенародно приносили бы жертвы за его пределами, а сам бы не подвергся разрушению, то не пришлось бы справлять траур по всему городу. Ныне же и то, и другое лежит в руинах, и облик города подвергся разрушению вместе с гибелью его жителей. Пусть же рыдает всякий остров, всякий материк, и земледельцы, и моряки, и деревни, и хижины, и всё, что принадлежит к людской породе, и пусть охватит вселенную тот вопль, что раздавался в Египте при смерти Аписа![338] Ныне подобало бы, чтобы слезы даны были скалам и разум птицам для сообщества в плаче![339]

О гавань, убегая от коей корабли выплывали в открытое море, спешно обрубая канаты! Прежде полная грузовых судов, она не обнаруживает и входящего в нее челнока, будучи гораздо страшнее для торговцев, нежели жилище Скиллы[340]. О несчастье путников, которые не идут более по лунообразному и тенистому пути, что привлекательно вился по краю залива[341], но, сев на корабль, оплывают берег, к коему прежде спешили, и трепещут, словно перед Харибдою[342], совершая по морю прежний свой путь по суше! О дражайший город, ты потряс людей своим бедствием, ты поразил их своим разрушением, и весь род людской пребывает в мольбах, ожидая, что целый мир осужден на погибель! Ведь ни к чему уже не будет пощады после истребления самого прекрасного его достояния! Кто бы, окрылив меня, унес туда? Кто бы поставил на вершине холма? О, горестный вид! Впрочем, есть для любящего некоторое утешение и в том, чтобы обнять лежащий мертвым предмет любви своей[343].

331

О всевидящий Гелиос, что же с тобою стало, когда ты взирал на всё это? — Ср.: Элий Аристид. Монодия Смирне. 7.

332

Ведь из-за быков, на коих покусились изголодавшиеся моряки, ты пустил в ход все средства и даже грозил небожителям предаться Плутону... — Аллюзия на эпизод из «Одиссеи» Гомера, в котором рассказывается о том, как на острове Тринакрии спутники Одиссея, не послушавшись предостережений последнего, убили и съели священных быков Гелиоса, за что разгневанный бог потребовал от Зевса наказать святотатцев. В противном случае Гелиос грозился навсегда покинуть землю и скрыться в Аиде (см.: XII.260—388).

333

...который уподобился лукавому коню, сбросивши со своего хребта прекрасного седока). — Ту же метафору Либаний использует в «Надгробной речи Юлиану» (см.: 292).

334

Где теперь улицы? Где портики? Где дороги? Где источники? Где площади? Где школы? Где священные участки? Где то богатство? Где юность? Где старость? — Ср.: Элий Аристид. Монодия Смирне. 6.

335

...бани самих Харит и Нимф, из коих самая обширная, названная по имени построившего их царя, стоит целого города? — Помимо своего основного, гигиенического, назначения бани (термы) являлись в античности местом сосредоточения городской жизни, служа для отдыха, спортивных упражнений, делового и культурного общения. Многие такие бани были оборудованы гимнастическими залами, библиотеками, помещениями для литературных и музыкальных выступлений, комнатами отдыха и местами для прогулок на открытом воздухе. Либаний в автобиографии сообщает, что во время пребывания в Никомедии ему не раз приходилось читать лекции и вести занятия со своими учениками в общественных банях (см.: Жизнь, или О собственной доле. 55). Имя императора, при котором создавались упоминаемые Либанием бани, с точностью установить невозможно, однако предположительно это мог быть Диоклетиан, известный не только возведением самых больших общественных бань в Риме (вмещавших до 3200 человек), но и широкомасштабными строительными работами в самой Никомедии, которую он стремился сделать во всём подобной Риму (см.: Лактанций. О смерти гонителей. VTI.8—10).

336

Вошли в пословицу «лемносские беды»... — Появление этой пословицы, согласно Геродоту (см.: История. VL138), связано с древним аттическим преданием, отражающим период борьбы пришедших в Аттику ионийцев с пеласгами, ее коренными жителями, и вытеснение последних с их исконной земли, откуда пеласги переселились сначала в Фессалию, а затем, вероятно, на Лемнос. Согласно этому преданию, первоначально пеласги получили от афинян разрешение остаться в Аттике (им была выделена земля у подножия горы Гиметт) в благодарность за то, что они возвели стену вокруг афинского Акрополя, но затем были все-таки изгнаны. Осевши в конце концов на острове Лемносе, пеласги решили отомстить афинянам, похитив афинских женщин, справлявших в Бравроне праздник в честь Артемиды. Привезя их на Лемнос, пеласги сделали афинянок своими наложницами. Многочисленные дети, родившиеся от этих союзов и воспитанные матерями в соответствии с аттическими обычаями, стали держаться обособленно и открыто презирали детей пеласгов. Тогда, испугавшись того, что, возмужав, дети афинянок захватят власть на Лемносе, пеласги перебили их вместе с матерями. Это чудовищное злодеяние пеласгов доставило им печальную известность среди греков. Кроме того, существовало предание и о другом преступлении, также совершившемся на Лемносе. Так, однажды лемносские женщины забыли принести жертву Афродите, чем прогневали богиню, и та в наказание наслала на них ужасное зловоние. Когда же мужья лемниянок стали изменять тем с фракиянками, лемниянки, желая отомстить, перебили всех мужчин на острове. С тех пор, как поясняет Геродот, все самые страшные преступления в Элладе стали называть «лемносскими».

337

...«Илиада бедствий»... — Имеются в виду всевозможные тяготы и лишения, испытанные ахейцами и троянцами во время Троянской войны и описанные Гомером в поэме «Илиада».

338

...и пусть охватит вселенную тот вопль, что раздавался в Египте при смерти Аписа! — В древнеегипетской религии священный бык Апис считался земным воплощением верховного бога Птаха, а позднее — одной из ипостасей вечно умирающего и вновь воскресающего бога Осириса, иногда отождествляемого с самим Аписом. Центром его культа был Мемфис, резиденция египетских фараонов; там же находился и храм этого божества (см.: Геродот. История. II.153; Страбон. География. XVIII. 1.31). В честь Аписа египтяне каждый год справляли праздник — в ознаменование ежегодного обновления воды в Ниле. Когда священный бык умирал, его бальзамировали и хоронили по особому обряду в Серапеуме — храме, посвященном богу Серапису, — неподалеку от Мемфиса. После этого жрецами из большого числа животных выбирался новый Апис: бык обязательно должен был быть черный, с белыми отметинами на лбу (в виде четырехугольника) и на спине (в виде орла) (см.: Геродот. История. III.28).

339

Ныне подобало бы, чтобы слезы даны были скалам и разум птицам для сообщества в плаче! — Ср.: Элий Аристид. Монодия Смирне. 9.

340

...будучи гораздо страшнее для торговцев, нежели жилище Скиллы. — Описанию Скиллы, не пощадившей и спутников Одиссея, посвящен один из эпизодов поэмы Гомера (см.: XII.85—100).

341

...которые не идут более по лунообразному и тенистому пути, что привлекательно вился по краю залива... — О подковообразной панораме города см. п. 7 наст. речи.

342

Харибда. — Описание этого чудовища имеется в «Одиссее» Гомера (см.: XII. 101—106). Как известно, Одиссей со своими спутниками, последовав совету Кирки, сумел избежать двойной опасности, грозившей ему со стороны Харибды и Скиллы (см.: XII.222—259).

343

Но есть для любящего некоторое утешение и в том, чтобы обнять лежащий мертвым предмет любви своей. — Либаний обращается к приему олицетворения, уподобляя город живому существу, что придает финальной части речи особый пафос.