Надгробные речи. Монодии

Однако не во всём он был им ровней: своей сметливостью, способностью воспринимать и удерживать в памяти сказанное и неутомимостью в труде он далеко опережал прочих. Видя это, я печалился, что не мне довелось заронить семена в столь даровитую душу. Ведь юноша находился в обучении у одного негодного софиста[462], каковому он достался в качестве награды за то, что тот поносил богов, причем подобные же взгляды софист внушал и своему питомцу, вынужденному терпеть низменное красноречие своего учителя только из-за того, что он воевал с алтарями. Между тем юноша приближался к поре мужания, и царственная натура его уже угадывалась по множеству приметных черт. Это не давало Констанцию спать спокойно, и вот властитель, убоявшись, как бы этот великий город, равный своим могуществом Риму, не был очарован достоинствами юноши и как бы не вышло из этого чего-нибудь для него неприятного, посылает юношу в город Никомеда[463], каковой не внушал подобных опасений, но давал столь же хорошие возможности для обучения. К этому времени там уже преподавал и я, предпочитая этот город, суливший мне покой, другому, изобиловавшему всяческими опасностями[464]. Однако Юлиан школу мою не посещал, хотя по-прежнему проявлял интерес к моим сочинениям, доставая их за деньги.

Причина, по которой моими речами он восхищался, а автора их избегал, была такова: тот распрекрасный софист обязал его поклясться многими и великими клятвами, что он не будет зваться моим учеником и посещать мою школу. Юлиан же, хотя и досадовал на того, кто связал его этакими клятвами, обещания своего не нарушил, но, жаждя приобщиться к моему искусству, нашел способ и клятв не преступить, и к речам моим приблизиться, наняв за большую плату того, кто ежедневно приносил ему записи моих уроков[465]. И в таковых обстоятельствах с особенною силой проявилась его природная одаренность. Ведь, не посещая вовсе моих занятий, он преуспел в подражании мне[466] гораздо больше, нежели те, кто слушал меня всё это время, и, продвигаясь вперед впотьмах, опередил в обилии плодов учения тех, кто шествовал по ярко освещенному пути. Вот почему, полагаю я, есть в его речах, сочиненных позднее, что-то и от моего искусства, как будто он был одним из моих учеников.

В то время как усердие последнего было направлено в эту сторону, брату его выпало разделить высокое звание с властителем, заняв при нем второе место[467]. Произошло это так. Когда Констанций вступил в двойную войну — сначала с персами, а затем с самозванцем[468], ему, конечно, понадобился соправитель, и Галл был призван из Италии охранять наши восточные земли[469], и то звание, которое прежде имел его отец, ныне досталось ему — ведь он приходился властителю братом.

И вот, когда последний в сопровождении телохранителей шествовал через Вифинию, братья свиделись[470], но настроений сего мужа счастливая судьба брата не изменила, и то обстоятельство, что тот стал цезарем, не сделало его нерадивым — напротив, прежнее его усердие в красноречии только возросло, и он с удвоенной силой отдался своему труду, полагая, что ежели суждено ему остаться простым гражданином, то словесное искусство, приобретенное им по божьей воле, заменит ему державную власть, а ежели судьба дарует ему скипетр, то своими речами украсит он царский трон.

Вот почему предавался он сим занятиям и днем, и ночью — и при сиянии солнца, и при свете лампады — и не умножал свое состояние, хотя без труда мог это сделать, а совершенствовал свою душу. Как-то, сблизившись с людьми, преисполненными Платоновой мудрости[471], узнав от них о богах и о божествах, об истинных создателях и о блюстителях мира, о том, что такое душа, и откуда она берется, и куда исчезает, и что ведет ее к гибели, и что возвышает, и что тянет ее долу, и что возносит горе, и что для нее — оковы, и что — свобода, и как одного избежать, а другого достичь, — узнав всё это, он смыл чистою речью соленую горечь слуха[472] и, отринув всё прежнее пустословие, украсил свою душу истиной, словно иной великий храм, прежде оскверненный, — статуями богов.

462

...находился в обучении у одного негодного софиста... — Либаний имеет в виду софиста Гекеболия, христианина, которому было поручено обучение Юлиана, поскольку император Констанций опасался вредного влияния на юношу как языческих суеверий, так и многочисленных христианских ересей (см.: Сократ Схоластик. Церковная история. III.1). О том, что опасения Констанция были не напрасны, свидетельствуют письма самого Юлиана этого времени, в одном из которых он осуждает вражду между адептами ортодоксального христианства, пользовавшегося поддержкой императора и его двора, и представителями различных других христианских течений (см.: Письма. 43). См. об этом же: Allard 1900: 294; Negri 1905: 32.

463

...властитель... посылает юношу в город Никомеда... — Имеется в виду Никомедия (см. примеч. 9 к «Монодии Никомедии»).

464

...там уже преподавал и я, предпочитая этот город, суливший мне покой, другому, изобиловавшему всяческими опасностями. — Либаний покинул Константинополь в 342 г. н. э., на пике ораторской славы, переселившись сначала в Никею, а затем в Никомедию. Среди различных гипотез о причинах, вынудивших Либания уехать из столицы, наиболее вероятной является гипотеза Сократа Схоластика, согласно которой оратор подвергся преследованию по наущению его конкурентов-софистов (см.: Церковная история. III.1). Данная точка зрения подтверждается и словами самого Либания, который подробно рассказывает об этом инциденте в автобиографии, называя и конкретных виновников своего выдворения из города, в частности — проконсула Константинополя Лимения (см.: Жизнь, или О собственной доле. 45—48). О пребывании Либания в Никомедии см. примеч. 3 к «Монодии Никомедии».

465

...наняв за большую плату того, кто ежедневно приносил ему записи моих уроков. — Об этом же пишет Сократ Схоластик (см.: Церковная история. III.1).

466

...он преуспел в подражании мне... — О принципах обучения красноречию в античных риторических школах см. примеч. 10 к «Надгробной речи Этеонею».

467

...брату его выпало разделить высокое звание с властителем, заняв при нем второе место. — В 350 г. н. э. Констанций, озабоченный отсутствием преемника, решил приблизить к себе Галла, приходившегося ему двоюродным братом. Вызвав его к себе из Кесарии Каппадокийской, где тот жил вместе со своим младшим братом Юлианом практически на положении узника, Констанций дал ему титул цезаря и назначил наместником Антиохии (см.: Зосим. Новая история. II.45.1).

468

Когда Констанций вступил в двойную войну — сначала с персами, а затем с самозванцем... — После смерти Константина Великого в 337 г. н. э. Констанций, получив в управление большую часть восточных провинций империи, был вынужден вести практически непрерывную войну с персами, постоянно вторгавшимися на пограничные римские территории. Так продолжалось до 350 г. н. э., когда его брат Констант, задолго до того устранивший другого своего брата и соправителя, Константина II, и безраздельно правивший всей западной частью империи, был неожиданно убит заговорщиками во время военного бунта, в ходе которого римская армия, находившаяся в Галлии, провозгласила новым императором галльского полководца Магненция. Последнему удалось собрать огромные силы, намного превосходившие численностью войско Констанция, однако в 352 г. н. э. в кровопролитном сражении при Мурсе его армия потерпела поражение, а сам он бежал сначала в Италию, а затем в Галлию. Через год вновь потерпев поражение в битве при горе Селевк, Магненций покончил с собой.

469

...Галл был призван из Италии охранять наши восточные земли... — Ср. примеч. 21. В качестве цезаря Востока Галл должен был прежде всего держать оборону от персов (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XXI. 13.11).

470

...братья свиделись... — По всей вероятности, это произошло в Никомедии (см.: Сократ Схоластик. Церковная история. III.1).

471

...сблизившись с людьми, преисполненными Платоновой мудрости... — В Пергаме и Эфесе, крупнейших культурных центрах римского Востока (куда юноша отправился с согласия императора Констанция), Юлиан познакомился с главными представителями неоплатонизма того времени — философами Эдесием, учеником Ямвлиха, и Максимом Эфесским (см.: Евнапий. Жизни философов и софистов. 473), учеником самого Эдесия, что привело его к полному разрыву с христианством. Этот переворот в мировоззрении Юлиана относится к 351 г. н. э., в чем он сам открыто признаётся в своей речи «Против киника Гераклия» (см.: 235a сл.). См. также: Negri 1905: 175.

472

...он смыл чистою речью соленую горечь слуха... — Метафора очищения души от скверны слуха заимствована Либанием из «Федра» Платона (см.: 243d).