Надгробные речи. Монодии

А Мистерии близятся, о земля и боги! Месяц Боэдромион требует ныне иного клича[127], нежели тот, с которым Ион спешил на помощь Афинам[128]. О, предупреждение![129] О череда священных дней и ночей, в какой же из этих дней ты прервалась! Кто достоин большей жалости — непосвященные или посвященные? Ведь одни лишились самого прекрасного из того, что когда-либо видели, а другие — того, что только могли бы увидеть. О, осквернители Мистерий, предавшие огласке сокровенное[130], общие враги богов подземных и вышних! О эллины, поистине вы были детьми в древности и остались ими поныне![131] Вы бездействовали, покуда близилось столь великое несчастье! Неужели и теперь вы не очнетесь, о достойные удивления мужи?! Неужели не поспешите на помощь самим Афинам?!

МОНОДИЯ СМИРНЕ

О Зевс, как же мне поступить? Молчать, когда Смирна лежит в руинах? Но какой железный характер нужно для этого иметь[132] и какое самообладание проявить! Или, наоборот, оплакивать город? Но как мне настроиться на подходящий лад и где набраться такой смелости?! Ведь если бы голоса всех эллинов и варваров — и ныне живущих, и тех, кто уже умер, — если бы все они, говорю я, слились воедино[133], их всё равно было бы недостаточно даже для беглого упоминания о случившемся бедствии, не то что для правдивого рассказа о нем!

Горе мне, столь многое видевшему и слышавшему![134] О время, властвующее надо всем! Как же ты изменило облик города, который придало ему прежде! Как всё не похоже на то, что было раньше! В древнейшие времена куреты водили здесь хороводы;[135] здесь рождались на свет и воспитывались боги;[136] отсюда некогда устремлялись за море люди, подобные Пелопу, основавшему царство на Пелопоннесе[137]. Здесь Тесей основал поселение у подножия Сипила[138], и здесь же родился Гомер[139]. Новейшие времена[140] знают битвы, трофеи и победы тех, кто правит всеми народами[141], и ученые описания, называющие город красивейшим из всех[142].

Увиденное же воочию намного превосходило любое описание! Приезжих город тотчас ослеплял своей красотой, монументальностью и соразмерностью зданий и спокойной величавостью облика. Нижняя часть города прилегала к набережной, гавани и морю, средняя же располагалась настолько выше береговой линии, насколько сама она отстояла от верхней части, а южная сторона, поднимаясь ровными уступами, незаметно приводила к Акрополю, с которого открывался прекрасный вид на море и город. Красоту открывавшегося вида нельзя было ни передать словами, ни полностью охватить взглядом — ускользая от вас неведомым образом, она в то же время манила к себе надеждой однажды постичь ее. Эта красота не была губительной, подобно той красоте, о которой писала в стихах Сапфо[143], но вызывала восторг, насыщала и увлажняла взоры — не как гиацинтов цвет[144], а так, словно не было на свете ничего прекраснее этого. Как хорошо изваянная статуя привлекает к себе всеобщие взоры, так и ты был прежде самым совершенным из всех городов. Теперь же <...>[145] куда ни взгляни, повсюду следы безвременной гибели. Отныне прекраснейший образ этого города, то простирающегося <...>[146] прямо перед тобой, то являющегося со стороны своих предместий, гаваней, залива — с суши и с моря, будет жить лишь в нашей памяти. Таким он был прежде[147].

Разве затихали здесь когда-нибудь разговоры людей, разве прекращалось их общение? Был ли другой такой город, в котором бы так желали оказаться? О источники, театры, улицы, крытые и открытые ристалища! О блеск главной площади города! О Золотая и Священная дороги, каждая по отдельности образующие каре, а вместе выступающие наподобие агоры![148] О гавани, тоскующие по объятьям любезного города! О невыразимая красота гимнасиев! О прелесть храмов и их окрестностей![149] В какие недра земли опустились вы? О прибрежные красоты! Теперь всё это лишь сон. Разве могут потоки слез утолить такое горе? Разве довольно звучания всех флейт и пения всех хоров, чтобы оплакать город, который снискал себе славу благодаря хоровым выступлениям[150] и трижды теперь желанен для всего человечества?! О, гибель Азии! О, все прочие города и вся земля! О, море перед Гадирами[151] и за ними! О, звездное небо, о всевидящий Гелиос! Как вынес ты это зрелище?! Рядом с ним падение Илиона — сущий пустяк, как ничтожны и неудачи афинян в Сицилии[152], и разрушение Фив[153], и гибель войск, и опустошение городов — всё, что причинили прежде пожары, войны и землетрясения.

127

Месяц Боэдромион требует ныне иного клича... — За месяц до наступления Боэдромиона, в котором справлялись Элевсинские мистерии, спондофоры (глашатаи священного перемирия) оповещали Грецию о предстоящем празднестве, чтобы к этому времени были прекращены все военные действия и сделаны соответствующие приготовления (см. примеч. 24).

128

...с которым Ион спешил на помощь Афинам. — Согласно преданию, Ион, внук легендарного Эллина, помог афинянам в борьбе с элевсинским царем Эвмолпом, и за это они избрали его на царство. По другой версии мифа, Ион был царем эгиалейцев (см.: Аполлодор. Мифологическая библиотека. 1.7.3; III.15.4; Павсаний. Описание Эллады. VII. 1.2).

129

О, предупреждение! — Имеется в виду воззвание, с которым обращались в Элевсине к народу на пятнадцатый день месяца Боэдромиона: оно предписывало воздерживаться от участия в Мистериях тем, кто запятнал себя каким-либо преступлением.

130

О, осквернители Мистерий, предавшие огласке сокровенное... — «Осквернителями Мистерий» (έξορχησάμενοι τα μυστήρια — букв.: «надсмеявшиеся над Мистериями») называются здесь не совершившие набег варвары, а сами греки. Смысл этого пассажа проясняет другая речь Аристида — «Против тех, кто оскверняет ораторское искусство» («Κατά των έξορχουμένων»), в которой оратор употребляет то же слово по отношению к недостойным софистам, подражающим в своих выступлениях грубым действиям мимических актеров. Сравнивая ораторское искусство со священными Мистериями, а оратора — с посвященным (мистом), Аристид убеждает своих слушателей в том, что лицедейство софистов оскверняет таинства риторики. В настоящей же речи под «осквернителями Мистерий» подразумеваются, по всей видимости, те из греков, кто позволял себе пародировать священные обряды и таким образом «предавал огласке сокровенное» (τα αφαντα φήναντες). В греческой истории хорошо известен подобный инцидент, на который, судя по всему, и намекает здесь Аристид, упрекая греков в беспечности и неразумии и говоря, что они «были детьми в древности и остались ими поныне» (см. примеч. 47). Инцидент этот связан с именем Алкивиада — афинского государственного деятеля и военачальника времен Пелопоннесской войны, главы Сицилийской экспедиции (см. примеч. 21 к «Монодии Смирне») и сторонника войны со Спартой. Накануне экспедиции политические противники Алкивиада, стремившиеся не допустить того, чтобы Афины пришли на помощь Сицилии (что грозило бы городу прямым столкновением со Спартой), обвинили его в святотатстве, а также в том, что будто бы на пирах с друзьями он пародирует священные ритуалы Элевсинских мистерий. Поскольку это известие вызвало бурное негодование народа, Алкивиад потребовал немедленного судебного разбирательства для своего оправдания, однако по ряду причин заседание суда тогда не состоялось (см.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Алкивиад. 19; Фукидид. История. VL27—29). Позднее, стремясь восстановить свой авторитет в глазах афинян, Алкивиад не только организовал торжественную процессию в Элевсин, но и снабдил ее вооруженной охраной, что позволило афинянам, несмотря на угрозу военных действий, провести празднество в полном соответствии с древними традициями (см.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Алкивиад. 34).

131

О эллины, поистине вы были детьми в древности и остались ими поныне! — Аллюзия на соответствующее место в «Тимее» Платона, где эллины названы «вечными детьми» (22b сл.).

132

...какой железный характер нужно для этого иметь... — Вероятно, аллюзия на «Илиаду» Гомера. Ср.: «<...> не давайте вы бранного поля | Гордым ахейцам; их груди не камень, тела не железо» (IV.510. Пер. Н.И. Гнедина}.

133

...если бы голоса всех эллинов и варваров... слились воедино... — Указание на хоровую природу плача (трена; см. о нем примеч. 1 к «Надгробной речи Этеонею») как жанра лирической поэзии, обычно исполнявшегося поочередно солистом и хором под аккомпанемент авлоса — духового инструмента наподобие флейты, но с двойной тростью.

134

Горе мне, столь многое видевшему и слышавшему! — Аллюзия на соответствующее место в «Персах» Эсхила. Ср.: «Слишком он долог, мой долгий век, | Если мне, старику, пришлось | Горе узнать такое» (262—264. Пер. С.К. Апта).

135

В древнейшие времена куреты водили здесь хороводы... — Мифические существа куреты составляли вместе с корибантами (фригийскими жрецами) окружение Великой матери богов Реи-Кибелы и младенца Зевса на Крите. Чтобы Кронос не услышал плача новорожденного Зевса, куреты заглушали его звук ударами копий о щиты, боем в тимпаны, криками и плясками. Куретам и корибантам посвящены орфические гимны (см.: XXXI, XXXVIII, XXXIX). О том, что Смирна находится у подножия горы Сипил, где в древние времена любили отдыхать боги и где вокруг матери Зевса совершались танцы куретов, Аристид говорит в своей «Смирнской речи» (см.: 3).

136

...здесь рождались на свет и воспитывались боги... — В «Смирнской речи» (см.: 3) Аристид называет предшественником нынешней Смирны мифический город Танталиду, или Сипил (по имени горы, у подножия которой он был расположен), являвшийся, согласно Гомеру, излюбленным местом отдыха небожителей (см.: Илиада. XXIV.614—615). По преданию, царем Сипила был Тантал, любимец богов, принимавший участие во всех их пирах и собраниях до тех пор, пока в наказание за клятвопреступление не был низвергнут в Аид. Подробней об этом см.: Пиндар. Олимпийские песни. 1.37.

137

..люди, подобные Пелопу, основавшему царство на Пелопоннесе. — О Пелопе также упоминается в «Смирнской речи» Аристида (см.: 5).

138

Здесь Тесей основал поселение у подножья Сипила... — Упоминание об этом также встречается в «Смирнской речи» Аристида (см.: 5).

139

...здесь же родился Гомер. — См. примеч. 27 к «Надгробной речи Александру».

140

Новейшие времена. — Хотя Б. Кайль берет данное чтение под сомнение (см.: Aristides 1898: 9, сноска 7), на наш взгляд, оно оправдано аналогией с предыдущими словами — «древнейшие времена» («τα μεν άρχαΐα») и принято здесь с целью отделить легендарную историю Смирны от реальной.

141

...тех, кто правит всеми народами... — Имеются в виду римляне.

142

...ученые описания, называющие город красивейшим из всех. — «Красивейшим из <...> ионийских городов» называет Смирну, в частности, Страбон (География. XIV.646. Пер. ГА. Стратановского).

143

...эта красота не была губительной, подобно той красоте, о которой писала в стихах Сапфо. — Вероятно, имеется в виду знаменитое стихотворение Сапфо «Богу равным кажется мне по счастью...» (см.: Фр. 31 Lobel—Page. Пер. В.В. Вересаева].

144

...но не как гиацинтов цвет... — Аллюзия на место из «Одиссеи» Гомера, где рассказывается о том, как Афина изменила внешность Одиссея перед встречей героя с Навсикаей, сделав его выше ростом и украсив голову кудрями гиацинтового цвета (см.: VI.231). Тем самым Аристид хочет сказать, что красота Смирны не являлась ни обманом зрения, ни следствием какого-то волшебства.

145

Теперь же <...>. — В этом месте текста в рукописях имеются незначительные разночтения.

146

...то простирающегося <..>. — В этом месте текст оригинала испорчен.

147

Как всё не похоже на то, что было раньше! ~ Таким он был прежде. — Данный пассаж в сжатой форме передает содержание более ранней «Смирнской речи» Аристида, написанной им до землетрясения и заключавшей в себе энкомий городу. В ней автор подробно рассказывает о древнем происхождении Смирны, ее мифическом и историческом прошлом, а также о достопримечательностях: Акрополе, храмах, палестрах, термах, портиках и т. д.

148

О Золотая и Священная дороги, каждая по отдельности образующие каре, а вместе выступающие наподобие агоры! — Упоминание о Золотой дороге (Χρυσή οδός) в Смирне встречается из античных источников только у Аристида, в связи с чем ее местоположение вызывает дискуссии. Возможно, названная оратором улица связывала находившийся почти у самого моря храм Зевса Акрея с храмом Немесиды на Акрополе, протянувшись, таким образом, через весь город с запада на восток. Священная дорога (Ιερά οδός), по всей видимости, проходила параллельно ей, связывая Метроон (Μητρώου) — храм Немесиды, носящей также имя Великой богини-матери, — с Восточными воротами города. Две другие улицы соединяли эти дороги между собой, образуя нечто вроде четырехугольника, или каре (πλαισίου), который Аристид сравнивает с главной площадью (агорой), но которая находится не в центре города, как обычно, а объемлет весь город целиком (см.: Behr 1981: 357). Эта гипотеза находит подтверждение в известном описании древней Смирны, составленном Л. Бюрхнером (см.: Bürchner 1927).

149

О прелесть храмов и их окрестностей! — Прилегающая к храму территория окружалась стенами и считалась у греков священной.

150

...город, который снискал себе славу благодаря хоровым выступлениям... — В «Смирнской речи» Аристид упоминает о множестве состязаний, главным образом поэтических и музыкальных, которые устраивались в Смирне круглый год во время различных праздников (см.: 5—7). Среди торжеств особое место занимали Дионисии, или Анфестерии, проходившие в начале весны. Подробное описание процессии в честь Диониса дает, в частности, Филострат (см.: Жизнеописания софистов. 1.25). См. также: Nilsson 1957: 267—271; Pickard-Cambridge 1953: 1—22; Behr 1968: 83. О хорах куретов в Смирне в древние времена см. примеч. 4.

151

Гадиры. — Этот римский город упомянут здесь как западная граница обитаемого мира.

152

...неудачи афинян в Сицилии... — Сицилийская экспедиция, предпринятая афинянами в 415—413 гг. до н. э. с целью завладеть Сиракузами, окончилась полным разгромом афинского флота и большой части сухопутных сил, что явилось переломным моментом в истории всей Пелопоннесской войны и способствовало окончательному упадку политического и экономического могущества Афин (см.: Фукидид. История.VI—VII).

153

...разрушение Фив... — В 335 г. до н. э. Александр Македонский захватил и разрушил Фивы, в результате чего погибла или была продана в рабство большая часть населения города. Об этом событии упоминают многие греческие историки (см., в частности: Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. XVII.8—14; Арриан. Поход Александра. 1.7—8).