будет неприятно. Наверное, я могла бы их обогнать. Но пока Меда человек, она скулит и хнычет:
— Разве мотоциклы не... опасны?
Бвахахахаха.
— Нет, если ты знаешь, как на них ездить, — подмигивает Хай.
Джо поворачивается к Ури.
— Кстати говоря, у тебя ведь даже нет прав.
— Ну, вообще-то нет… — Он стреляет в Хая взглядом, взывающим к помощи.
— Да ладно тебе, Джо. Мы с тобой катались на байках, когда были намного младше...
Её убийственный взгляд заставляет его заткнуться.
— И если бы были пойманы взрослым, нас бы просто сгрызли.
— И что же, ты теперь играешь роль взрослого?
— Один из нас должен им быть.
— Говорит девчонка, сбежавшая сражаться с демонами.
— Я не... — начинает Джо, затем закрывает рот и делает глубокий вдох. — Надень шлем.
Поехали.
Она забирается на трицикл. Думаю, ей добавили дополнительное колесо, когда она повредила
ногу.
— Ты уверена, что хочешь, чтобы я надел шлем? — насмехается Хай. — Ты можешь
подавиться, когда всё-таки решишь откусить мне голову.
Не удостоив его ответом, Джо заводит трёхколёсный мотоцикл и с рёвом трогается с места.
Хай, конечно же, передаёт свой шлем мне. Я не ортачусь и, надев его, забираюсь на место позади
Хая. Я достаточно выносливая, и как-то раз имела удовольствие «поцеловать» асфальт. Конечно, я не
умерла, но приятного в этом было мало.
Хай ждёт, пока Ури сядет на свой байк, затем следует за Джо.
Свист ветра крадёт все мои попытки начать разговор, так что я сдаюсь и вместо этого начинаю
размышлять. Продолжительный эффект опьянения душой давно прошёл, сознание не затуманено и
думать мне ничего не мешает.
Как и любого ребёнка, выросшего без отца, меня всегда интересовало, какой же мужчина
подарил маме такое чудо, как я. Разумеется, новость о том, что он, возможно, ест своих детёнышей,
оказалась разочаровывающей.
Я всегда знала, что я монстр. Моя кожа жёсткая, как металл, а кости практически невозможно
сломать. Я могу бегать быстрее и прыгать выше, чем любой спортсмен Олимпийских игр. Моя сила
поразительна. И давайте не забывать, я ем людей (хотя говоря о мотоциклах я преувеличивала).
21
Но совершенно другое дело знать, что ты не просто монстр, а ходячее воплощение дьявола.
Хотя опять же, я не должна быть потрясённой. По крайней мере, не теми вещами, которые я
совершала. Меня они нисколько не смущают. Моя совесть настолько мизерна и тиха, что только
мама могла её оживить, делясь со мной своей добродетелью, как с паразитом, который высасывает
всё, чего у него самого нет.
Мама знала. Мне неизвестно, как много она знала, но она всегда понимала, что я не такая, как
все. Плохая. Она наблюдала за моими злобными выходками, склонностями к насилию. Голоду. Она
ни разу не удивилась, когда во мне стали появляться дурные черты, однако была все время
встревожена. Полагаю, она не знала, как много ДНК мне перепало от моего дорогого папочки.
Теперь понятно, почему она хотела подождать, пока я стану старше, прежде чем рассказать
мне об этом. Она не хотела говорить своей дочери-школьнице, что та дочь демона. Возможно, она
думала, что если я узнаю, что я полу-демон, то перейду на демоническую сторону. Использую это в
качестве оправдания, совершая всякие пакости, о которых только мечтала.
Неплохая идея...
Позвоночник Хая всего в нескольких сантиметрах от моего рта. Он так и кричит: «Укуси
меня!». Но я этого не делаю, а лишь размышляю об этом. Хай же за рулём.
Хотя я в любом случае так бы не поступила, ведь он не собирается и даже не пытается пока
меня убивать. Мама хотела, чтобы я убивала только тех людей, которые этого заслуживают, мои же
моральные принципы гибки как акробаты: убивать только в случае самозащиты? Пожалуйста! Ведь
лучшая защита, как всем известно, — нападение.
В память о маме я стараюсь держать свою тёмную грязную душу настолько чистой, насколько
того позволяет моя сущность. Я пытаюсь, я действительно пытаюсь, но мне все тяжелее проливать
свет на тёмные пятна своей души, особенно без яркого сияния, которое излучала доброта моей мамы.
Именно по этой причине я приехала в Северную Каролину, туда, где выросла мама. Я хотела
почувствовать себя ближе к ней, найти какую-то правду, возможно, даже семью. Потому что даже
если мама и лгала мне, то её грех передо мной слишком мал по сравнению с моим грехом перед
ней... Но я не хочу об этом думать.