одной из них. Я могу только представить, что практикуют в школе для профессиональных убийц.
Здесь даже есть ужасная коллекция никуда не годных мотивационных плакатов. На одном ярко
раскрашенном объявление изображена целая куча улыбающихся щербатых детей со словами «Будь
собой» большими печатными буквами. Худший совет, который я когда-либо получала с плаката. Я
смотрю на изображение очумело улыбающихся детей. Им, кажется, он тоже не понравился.
Это коридор со спальнями парней: на дощечках возле дверей перечислены мелом имена
жильцов, большинство из которых ужасающе библейские. Иезекииль, Авраам, Мафусаил (вы не
шутите?). И даже Иуда. Кто решил, что это хорошая идея? Мама сильно подсела на библию, теперь,
31
зная, что она родила полудемона, я начинаю понимать, почему.
Мы идём вместе с толпой на первый этаж, и человеческие звуки становятся громче —
разговоры, хихиканье, выкрики. Их источник — пара потрёпанных деревянных дверей в самом
конце коридора. Я чувствую запах завтрака и предполагаю, что это и есть столовая, хотя нигде нет
указателя. Когда мы подходим ближе, у меня в животе образуется комок нервов. Полагаю,
нервничать в свой первый день в школе, даже когда остальные ученики не хотят тебя убить, —
вполне нормально.
Мы проходим через двери.
Это типичная столовая, если можно верить телевизору. Длинные столы с приставленными к
ним скамейками тянутся по залу, утыканному цементными столбами. Зал кишит кучей человеческих
личинок — должно быть, их здесь более сотни. Дети повсюду, по численности они превышают
взрослых, достигших двадцати одного года. Повсюду дети разных возрастов: от тех, что только
научились ползать, до тех, кому уже исполнилось восемнадцать. Они кричат, падают и дерутся, в
основном ради веселья. Зал словно наполнен энергичными щенками. Один ребёнок ударяет другого,
который потом прыгает на того, хохоча, как сумасшедший. Волчата.
Те немногочисленные взрослые, которых послали сюда, чтобы справиться с детьми,
впечатляют своим видом — два древних старикашки, у которых на лице больше волос, чем мускул
на теле, и однорукий парень. Им нужны кнуты и стулья, а не ходунки. И, конечно, по меньшей мере,
все конечности. Ничего не могу с собой поделать, но думаю, что променяла один дурдом на другой,
только в этот раз им управляют сами больные. Выпущенные на свободу дети озверели. Наверное,
Борцы считают, что их дети — хорошие ребята, и поэтому сильного присмотра им не нужно.
Идиоты. Хороший подросток, как хороший демон — различие только в условиях.
Дурдом, короче.
Интересно, как они собираются объяснить моё появление взрослым? Я даже перестала
беспокоиться в этом хаосе. Ладно, почти перестала.
Когда мы заходим, остальные учащиеся поворачиваются, чтобы поприветствовать нас. А
точнее, поприветствовать Хая.
— Хай, Хай! 3
— Хай!
— Доброе утро, Хай!
По-видимому, я гостья короля школы охотников на демонов.
Никто не приветствует Джо. Наткнувшись на неё взглядом, все отводят глаза, как будто она
покрыта тефлоном 4. Я бы списала это на её не-очень-то-обаятельную персону, если бы их глаза не
цеплялись за ножной корсет.
Даже я получаю свою долю внимания.
— Кто это? — спрашивает один рыжий веснушчатый ребёнок, указывая на меня.
— Двоюродная сестра Джо, Эмма, — выпаливает Ури, поспешив соврать.
Кто-то вздыхает, кто-то хихикает — такое ощущение, что я изгой класса. Они презрительно
улыбаются и отворачиваются. Я обнажаю зубы в убедительной дьявольской улыбке.
В общем, веду себя естественно.
Очередь из учеников с пустыми руками исчезает за дверью в одном конце дальней стены и
появляется в другом, но на этот раз уже с тарелками, наполненными едой. Мы встаём в конец,
разбирая подносы, столовые приборы, салфетки, крекеры и приправы. Хай отходит в сторону,
разговаривая с кем-то из друзей. Ури, стоя рядом с ним, греется в свете своего знакомого.
Хромоножка топчется рядом со мной. Я бы предпочла думать, что она защищает меня от своих
злобных одноклассников, но подозреваю, что она просто за мной следит. Я определённо должна
буду от неё избавиться, если собираюсь узнать хоть что-нибудь.
Очередь впереди меня постоянно меняется, так как школьники стараются не стоять около
меня, как будто мой мнимый позор заразен. В конце концов, кто-то впихивает передо мной малыша,