Выбрать главу

грудь? — сладко спрашивает она.

В мою? Нет. А вот в твою… и я отрицательно качаю головой. Возникает напряжённая пауза,

затем девушка медленно опускает нож. Это всего лишь тупое дерево, и к тому же, меня нелегко

поранить, но она не пытается сделать мне больно. Это предупреждение. Между нами пробегают

безмолвные угрозы, и я знаю, она слышит мои послания, даже если они замаскированы под

хныканье.

— Джо, — произносит Хай снова, и на этот раз она отступает назад с недружелюбной

улыбкой.

— Я бы это сделала, если бы только была доктором, выполняющим операцию на сердце, —

говорит она легко.

Я не знаю, есть ли у меня сердце, но я поняла её намёк — оба из них.

Она полна решимости.

И я ей не нравлюсь.

Хорошо.

Глава 7

Мы играем на нескольких акрах лесисто-гористой местности, границы игрового поля

отмечены тёмным, неоново-оранжевым шпагатом. Вокруг полно выскакивающих из ниоткуда,

пугающих, «закалывающих» друг друга и орущих людей. Они борются с такой кровожадностью,

которую я бы не ожидала даже от отсидевшего максимальный срок заключённого или от родителей

после школьного собрания. Я сожалею лишь о том, что мне приходится всё время испуганно прыгать

на руки к Хаю и цепляться за него вместо того, чтобы присоединиться к беспорядочной резне,

43

окружающей меня. Хаю нравится моё внимание, но я не могу не заметить, как его глаза скользят к

Джо, когда я делаю что-нибудь особенно возмутительное: например, поглаживаю его пресс.

Да, я это сделала, и он у него потрясающий.

Что касается Джо, то я уверена, что если бы убийство Маяком своего личного охранника не

было бы против правил, она бы меня заколола. Хотя Джо становится всё более рассерженной, она не

уходит.

По мере того как время истекает, я решаю попробовать что-нибудь другое. Если не уходит

она, это сделаю я.

У меня возникает такая возможность, когда нас атакуют с трёх сторон. Хай прячет меня в

кусты, а сам с остальными принимает на себя пару худощавых близнецов, защищающих

круглолицего школьника-маяка. Звуки борьбы привлекают сюда ещё одну команду, состоящую из

трёх крепких девчонок, одетых в камуфляж. Наша команда — с Хаем и Зеведеей — рассматривается,

как самая большая опасность, поэтому две другие группы предусмотрительно объединяются против

нас. Джо бесцеремонно забрасывают на дерево, в то время как Хай, Ури и Зеведея защищают её,

находясь внизу.

Пока они заняты, я незаметно проскальзываю между деревьев.

Хай, иди за мной. Иди и найти меня…

Я бегу трусцой, желая увеличить дистанцию между собой и остальными. Если я буду

слишком близко, Хай прихватит с собой всю команду. Мне необходимо отдалиться так, чтобы ему

не было смысла ждать Джо.

Ветви тянутся ко мне словно когти, пытаясь схватить за одежду и оставить след на моей коже.

Я тянусь к ним в ответ, будто желая обменяться с ними рукопожатием, а затем ломаю им «руки»,

оставляя за собой небольшую дорожку разрушений для Хая, чтобы он последовал за мной. Я не была

на свежем воздухе неделями — медбратья в психбольнице не очень-то верили в его целебную силу.

Я вдыхаю сладкие запахи перегноя и солнечного света. Впереди простирается горка из валунов,

образующая небольшой утёс с грудой камней в основании. Удобное место для того, чтобы

подождать Хая. Я бегу немного быстрее и запрыгиваю на один из самых маленьких валунов.

И меня тут же забрасывают полдюжиной мешочков, наполненных мелом.

Вот черт. Забыла о своих «врагах».

Меловой порошок жжёт глаза и вызывает кашель, поэтому я падаю, теряя равновесие, и

тяжело приземляюсь на спину прямо в кустарник. При падении из легких выбивает весь воздух.

Дважды. За два. Дня.

Должно быть, я теряю форму.

Я стряхиваю пыль с глаз как раз вовремя, чтобы увидеть выглядывающее из-за валуна лицо.

Чернильно-черные кудри, голубые глаза и брови, удивленно поднимающиеся к краю линии волос.

Полагаю, я не та, кого он ожидал увидеть.

— Это та девчонка!

— Кто? — кричит другой голос.

— Предательница!

Возможно, они и не притворяются врагами.

— Она здесь?

Из-за валуна возникает обладатель второго голоса, отвечающий на свой собственный вопрос.

Он останавливается при виде меня. На его лице играют тени, и не только от возвышающихся над