демонов».
— Взял его прошлой ночью, — объясняет Хай.
В другом ящике нет ничего кроме крошечной пробирки. «Яд для демонов», — написано ниже.
Не знаю, что это, но я обхожу это стороной.
Комната наполнена множеством приспособлений по нахождению и убийству демонов. По-
моему, прекрасное место для того, чтобы устроить тут пожар и нафиг уничтожить всю эту
ерундистику. Я замечаю свисающий с потолка спринклер.
Хм. Возможно, взрыв подойдёт больше.
Со всех сторон комнаты расположены ровные, гладкие, закрытые двери. И только одна из них
сильно отличается ото всех — огромная, деревянная, покрытая хитрой резьбой.
— Куда ведёт эта дверь? — спрашиваю я, и легкомыслие исчезает с лица Хая. Я даже не
знала, что он может выглядеть таким серьёзным. Не произнеся ничего в ответ, он распахивает дверь.
Она ведёт в тёмный длинный коридор, наполненный только неестественно серебряным
светом. Свечи будто разбросаны по коридору, уходящему в бесконечность. Такое ощущение, что в
туннель поместили кусочек ночного неба — чернильной бесконечной темноты, усеянной
серебряными огоньками.
Вскоре глаза привыкают, и я вижу, что все свечи стоят на полочке около изображений.
Каждая свеча установлена напротив портрета с серебряной табличкой, где написаны имя и дата. Я
соединяю всё вместе.
Я стою в усыпальнице тамплиеров.
Вокруг каждого большого портрета расположена серия снимков поменьше: это фотографии со
свадьбы, пикников, танцев, фото детей. Снимки, запечатлевшие лучшие моменты их жизни. Также
здесь лежат письма (одни написаны очень изящным почерком, другие — детскими каракулями),
медали, плюшевые медведи, детские рисунки. Частички прерванных жизней. Некоторые цветы уже
совсем завяли, а какие-то ещё свежи — видно, что их принесли совсем недавно. Лоскутное одеяло из
воспоминаний длиною в вечность.
Когда я умру, для моей могилы не найдётся ничего подобного. Никому ненужные тела всё
ещё используют в научных интересах? Иронично, но неудивительно, что я могу принести больше
пользы, будучи мертвой, нежели живой.
52
Пока мы идём по коридору, Хай не произносит ни слова, лишь наши шаги отражаются эхом в
тишине. Этот парад покойников, кажется, никогда не закончится. Хай останавливается возле одного
изображения, перекрещивается и склоняет голову в молитве. Вся полка усыпана цветами разной
степени увядания, а с фотографии улыбается семейная пара. Я их узнаю, это родители Джо.
Я их не знала, да и с их дочерью общаюсь лишь вынужденно, поэтому не чувствую, что
должна выказать им своё уважение. И, конечно же, я не молюсь. Мой разговор с Богом совершенно
безмолвен.
Я лениво рассматриваю соседнюю усыпальницу. Молодой парень, восседающий на
мотоцикле, на вид ему лет двадцать, и пожилая женщина, дожившая до шестидесяти лет. Судя по
остальным фотографиям, для тамплиера дожить до такого возраста — целое достижение. Хай всё
ещё молится, поэтому я прохожу немного вперёд, волоча ноги в одолженных у Джо кроссовках.
Словно подтверждая мою гипотезу, следующие фотографии тоже принадлежат молодому тамплиеру,
на этот раз совсем юной девушке. Я подхожу ближе и к своему глубочайшему удивлению понимаю,
что я узнаю её.
Свою мать.
Глава 8
Когда мне было одиннадцать, я упала с лестничной площадки второго этажа прямо возле
нашей квартиры и приземлилась на бетон. Мама тогда боролась с дверным замком, держа в руках
продукты из магазина, и в то же время спорила со мной. Это был типичный спор между подростком
и родителем — я была не согласна с наложенными ею запретами: никакой школы, никаких друзей,
никаких фильмов с рейтингом R, никаких убийств.
Знаете, всё как обычно.
Стиснув зубы, она вела себя спокойно и разумно, поэтому по сравнению с ней моё
недовольство (по существу, многословная версия «Но я хочу!») казалось каким-то детским. Будучи
загнанной в угол, я стала невменяемой. Я швырнула на пол свои покупки, разбив с оглушительным
треском стеклянные бутылки, затем пробила дырку в стене, сорвала и согнула перила второго этажа.
Не лучший момент моей жизни, но ведь меня сильно обидели.
Перила были оторваны, поэтому, покачнувшись, я упала со второго этажа и так сильно
ударилась головой о цемент, что в глазах потемнело. Совершенно сбитая с толку, я лежала,