судорожно глотая воздух.
Мама отбросила продукты в сторону (ничего при этом не разбив) и сбежала по лестнице,
находясь в ужасе от того, что я могла быть сильно травмирована или даже мертва.
А затем пришла в такой же ужас от того, что ничего из этого со мной не случилось.
Сейчас я чувствую себя почти так же. Словно из-под меня выбили землю. Словно под моим
черепом проломился бетон. Словно из лёгких выбило воздух. Только в этот раз именно я нахожусь в
ужасе от её реальной сущности.
— Меда? — пробирается через окутавшее меня замешательство обеспокоенный голос Хая.
Я использую его реплику:
— Аххх.
— Меда, что такое?
Я показываю, и правда, окончательно дойдя до моего сознания, вылетает из моего рта:
— Моя мама.
Хай глядит на фотографию, затем на меня. Я не свожу взгляда с улыбающихся маминых глаз.
Мне и не надо смотреть на Хая, чтобы знать, что он так же удивлён, как и я. Ну, может и не так, как я
— никто не мог бы быть так удивлён.
Он ничего не говорит. Может, он и недостаточно умный, но знаки понимает прекрасно. Он
осознаёт, что мой мир только что покачнулся. Моя мама — Тамплиер. Даже нет, она — Борец.
А мой отец — демон? Мой мир качается так сильно, что его уже невозможно контролировать.
Я отлично держусь, всё ещё ожидая, что он успокоится. Прямо сейчас это ожидание бессмысленно.
Я рассматриваю оставшиеся о ней воспоминания, несмотря на то, что в моей груди всё извивается,
53
корчится и отдаётся болью. Моим глазам предстает целая жизнь, в которой не было меня и о
существовании которой я даже не знала. Единственный человек, которого я думала, что знала,
оказался полным незнакомцем. Смеющимся, счастливым, улыбающимся незнакомцем. Я никогда не
видела ни одной маминой детской фотографии. Будучи не особенно сентиментальной, я не обращала
на это внимания до этого момента. Рыже-каштановые кудри, карие глаза, широкий рот, слегка
кривые верхние зубы. Так странно видеть знакомые черты на молодом, свежем лице. Я похожа на
неё в юности. Не сильно, но что-то общее у нас есть. Высокие, круглые скулы, миндалевидные глаза,
только у неё они карие и отливают золотом и солнечным теплом. А мои черны, как моя душа.
Куча фотографий с друзьями, с научного конкурса, где она получила ленточку за первое
место. Это меня не удивляет, она всегда подталкивала меня к науке, в то время как меня тянуло к
искусству. Даже моё имя, Андромеда, является доказательством её помешательства. На её полке
лежит голубое сапфировое кольцо в форме звезды. Я тяну к нему трясущуюся руку, но останавливаю
себя.
Она говорила, что выросла в провинции, и полагаю, это правда — вряд ли можно найти более
провинциальное место, чем это. Она сказала, что её родители погибли. В автомобильной аварии. Ха!
Зная теперь, что они были чёртовыми охотниками на демонов, я понимаю, что это маловероятно.
— Меда, когда ты родилась? — спрашивает Хай, и даже этот вопрос является слишком
сложным в моём нынешнем положении. Мне требуется минута, чтобы ответить. Минута, в течение
которой я смотрю в эти смеющиеся карие глаза такой же формы, как и у меня. Мне начинает
казаться, что они больше не смеются, а смотрят на меня с упрёком. Я отвожу взгляд.
— В 1994, — в итоге удаётся мне сказать. Почему он задал такой вопрос? Я смотрю обратно
на надпись, избегая его взгляда. « Мери Портер 1974—1993», — гласит она. Не Мери Меланж, как я
её знала. Она умерла за год до моего рождения, точнее, это они так думают. У меня есть достаточно
убедительное доказательство того, что они не правы. На самом деле, она была убита только два года
назад. Даже не верится, что это произошло так давно. Я могу прекрасно описать эту отвратительную
сцену, яркие детали стоят перед моими глазами так чётко, словно это произошло вчера. Я могу
воскресить в памяти ощущение её безжизненной руки, лежащей в моей ладони.
Но я этого не делаю. Я не могу перенести воспоминания о том, что с ней сделал бессердечный
монстр.
Одно и то же лицо мелькает на фотографиях снова и снова — мальчик с рыжеватыми
лохматыми волосами. Они держатся за руки, улыбаясь в камеру, они запачкались, у них нет
нескольких зубов, и им здесь где-то лет по пять. На групповой фотографии взгляд мамы направлен в
камеру, а его — на неё. Они вместе на выпускном балу в ужасных нарядах восьмидесятых годов (с