и от опьянения душой разыгралось воображение, а мозг жаждал с кем-то подраться?
Мужчины стоят в конце длинного коридора перед лестницей, ведущей на первый этаж.
Респектабельные — в костюмах, с аккуратно подстриженными волосами — современные городские
мужчины, выглядящие неуместно в этом темном и грязном прибежище для душевнобольных. Тот,
что слева, низковат и щекаст, справа — высок, с хищным ястребиным лицом. Стоящий в середине
ничем не примечателен и выделяется лишь тем, что его лицо пережило нашествие акне. Серое
пространство узкого коридора отделяет их кожу от моих когтей и мои ноги от выхода.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает тот, что в середине — по-видимому, главный. Он
выпрямляется, одернув полы своего пиджака.
Как будто это не они, а я — девчонка с дурацкой стрижкой и запятнанной кровью ночнушкой
— не вписываюсь в картину сумасшедшего дома.
— Тебя перераспределили? — задает новый вопрос главный. — Почему мне об этом не
сообщили?
Эм… Я тоже выпрямляюсь и расправляю плечи.
— Тебе послал зи-Бен? — спрашивает Ястреб.
7
— Кто?
— Это что, шутка такая? — злится Щекастый.
У них зи-Бен — главный шутник, что ли?
— И какого черта ты делаешь? — снова вопрошает главный.
Лучше не отвечать, хотя они и сами все поймут. Скрыть ведь этого невозможно. Раздумывая, я
внимательно осматриваю троицу. Нужно перед уходом преподать им урок осторожности. Не
смертельный урок. А-то маме не понравится.
Но в драке… может всякое случится. Голод тихо мурлычет.
Главный все гневается:
— Не знаю, откуда ты взялась, но мы рядом с Храмовниками. Ты врубила все установленные
нами сигналы тревоги, и если они установили свои…
Храмовники… Кто это, мать вашу? Хотя пофиг.
— Я сказал зи-Бену, что мы справимся, — продолжает он, качая головой. — Даже помогая при
этом в Поисках… В конце концов, у нас есть скайп, на дворе не средневековье. В этой клинике даже
наше управление не нужно. Не хватало только, чтобы какая-то мелочь здесь все испортила! — Он
машет рукой в мою сторону.
Щекастый проводит пальцем по кровавому следу на стене и слизывает кровь.
Фу блин! Может, я ошиблась, и им здесь самое место?
На лице Щекастого появляется шок — на моем, боюсь, отражается такой же. Я пытаюсь не
показывать охватившего меня замешательства. Если до этого Щекастый был тих, то теперь
взрывается:
— Это… это… Ты сожрала Самсона? — оглушительно ревет он. — Я месяцы потратил на
него. Почти заполучил его душу, был, черт побери, так близок! — Его лицо багровеет. — Вокруг
столько легкой добычи, а ты сожрала Самсона! Невероятно! Я уже не говорю о том, что некому
дорабатывать чертову смену!
Меня еще никогда не ловили на том, что я «пожираю» людей, но реакция на это мне почему-то
представлялась другой. На короткий момент мир стал четче и что-то забилось на краю сознания —
это беспокойство пыталось пробить себе путь сквозь дурманящую пелену.
Но оставим беспокойство людям, которые не могут голыми руками разодрать взрослых
мужиков на части.
Щекастый широкими шагами направляется ко мне, и я пригибаюсь и снова шиплю. Он тут же
останавливается и троица многозначительно переглядывается.
— Как ты сказала, тебя зовут? — спрашивает главный, сузив глаза.
Солгать? Но какой в этом смысл? Даже если я оставлю их в живых (я правда оставлю, мам!), с
их стороны будет глупо следовать за мной, зная, на что я способна.
— Меда, — отвечаю я, и они опять переглядываются.
— Зи-Меда или пол-Меда? — медленно спрашивает главный.
Хммм… пятьдесят на пятьдесят, что я выберу правильный ответ.
— Зи, — говорю я. Судя по тому, как они тут же оскаливаются, обнажив зубы, ответ был
неправильным. Кажется, они только что поняли, что никакой зи-Бен меня сюда не посылал. Похоже,
драки не избежать. Прости, мам, я пыталась.
Разве?— шелестом проносится в голове ее голос.
Да! Так и вижу, как она стоит, скрестив руки на груди и постукивая ногой по полу. А вот
выражение лица не улавливаю. Время стерло его. Ну хорошо, не пыталась.
Как же мне хочется, чтобы она все еще была жива. Ее памяти я лгать не могу.
— Зи-Бен не посылал тебя, так ведь? — подтверждается мое подозрение. — Так кто ты там, ты
говоришь?
Ваша смерть, странные людишки. То есть, это… ваши увечья. Никаких убийств, только легкое
калечение. Чтобы я могла уйти. Покалечить ведь не так страшно.