— Разве единообразие не уничтожает индивидуальность?
— Интересный вопрос, — прошептал старичок. — Но речь идет не о единообразии, а о том, что создаются условия для выражения индивидуальности через реальные качества человека, истинные, глубинные, а не посредством искусственных атрибутов, в чем и заключается своего рода усредненность. Быть, а не казаться, одним словом!
Тон, которым он выразил свою точку зрения, а особенно ее смысл, почему-то усмирили в Лане дух противоречия.
— Я выйду, а ты подготовься пока. Через час за тобой придут. Чтобы представить тебя Антону.
— А кто он?
— Антон — один из руководителей Института Воли. Мы вместе с ним основали это заведение, и он осуществляет административные функции. Учащиеся называют его Стариком, Наставником, Патроном, в зависимости от доли иронии или привязанности, которую они хотят вложить в прозвище. Что касается меня, я возглавляю учебную часть. И знаю, что мое прозвище — Профессор и еще Гуру.
— Хорошо, через час я буду готова.
— До этого к тебе успеет заглянуть доктор.
— Доктор?
— Да, он с тобой познакомится. И назначит время, когда ты начнешь проходить полное обследование. Нам важно знать все о состоянии здоровья поступивших воспитанников.
— Мне кажется, паренек, которого мы встретили… был не совсем в порядке.
— Так и есть. Но физическая немощь далеко не всегда является самой опасной. Не правда ли, Лана?
Девушка опустила глаза.
Старичок вышел, и Лана села на диван, пытаясь осмыслить, что с ней произошло. Но сделать это было непросто, уж слишком много оставалось вопросов. Она оглядела комнату, которой отныне предстояло стать ее жилищем, и увидела на стене со стороны владения Романы несколько приколотых листочков с цитатами.
Благородство заключено не в бунте как таковом, а в его требованиях.
Гуманизм человеческого сердца равновелик его способности к бунту.
Мир если и будет спасен, то непокорными.
Битва может быть праздником.
Не доставай меня, а то получишь в морду.
Да, Романа уж точно была своеобразной личностью.
10
Софиан
Трое мужчин, одетых в черное, вышли из фургона и направились к обшарпанному зданию.
Быстро поднявшись по лестнице на четвертый этаж, они остановились у одного из мансардных номеров. Самый крупный из троицы, бритоголовый, с суровым лицом, приложил ухо к двери. Не услышав ни звука, он тихо постучал.
— Софиан, ты дома?
Не получив ответа, он для страховки достал мобильный и сделал вызов, чтобы проверить, не раздастся ли звонок по ту сторону двери.
— Порядок, заходим, — скомандовал он своим людям.
Один из них вынул отмычку и несколько секунд возился с замком. Когда дверь поддалась, он сделал знак команде приготовиться. Третий немного приоткрыл дверь и просунул в помещение тонкий стержень, на конце которого была установлена крохотная фотокамера, позволявшая на экране смартфона увидеть, пуста ли комната.
Оказавшись внутри, троица осмотрела комнату.
— Одежды совсем мало, компа тоже нет. Он уехал! Дьявольщина! Мы опоздали, — с бешенством произнес бритоголовый.
Накануне Софиан отказал им в свидании под каким-то смутным предлогом. А несколько часов спустя от него пришло тревожное сообщение:
Уезжаю этим вечером. Куда — неизвестно. Пересыльный пункт где-то у границы с Сирией. Помогите!
Начиная с этого времени его мобильный не отвечал.
Тогда здоровяк с бритой головой настоял, чтобы они приехали повидать парня и убедиться, что с ним все в порядке. Для этого он прихватил двух помощников, чтобы оказать сопротивление, если на месте их ждала засада. Но оказалось слишком поздно. Это был его промах, и теперь он дал себе слово, что непременно отыщет мальчишку, раньше, чем тот попадет туда, где каждую минуту его могут лишить жизни.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
11
Антон Леберг склонился над досье. Перед ним находился врач Академии Ларс Алкен, ожидая, пока тот ознакомится с медицинским заключением. Рядом с бесстрастным видом стоял Лео.