— Да, вы все рассказали. — Миранда кивнула. — Так вот, подыщите более серьезную причину для того, чтобы избавиться от меня.
— Более серьезную? — переспросил Деймиен.
— Вот именно. Потому что я не сомневаюсь, я смогла бы помочь вам, если вы позволите мне остаться с вами.
— Что ж, прекрасно. Тогда вот вам другая причина. Вы незаконнорожденная, вы недостойны меня, у вас нет ни денег, ни положения, а я — граф Уинтерли.
Деймиен понимал, что говорит чудовищные вещи, понимал, что ни при каких обстоятельствах не должен был говорить ничего подобного. Его поступок был низок, ведь именно он привез Миранду в дом, где она, незаконнорожденная дочь актрисы и аристократа, и без того чувствовала себя немного неловко. Но Деймиену в тот момент казалось, что это оскорбление, брошенное девушке в лицо, — единственная возможность заставить ее образумиться. Его не на шутку встревожила настойчивость, с которой она предлагала себя в жертву, и она так искренне верила в свои силы, что ничто не могло ее разубедить — только эти жесткие и совершенно недопустимые слова. Деймиен прекрасно понимал, что более оскорбительных слов не мог бы ей сказать, но он поклялся оберегать Миранду и решил идти до конца — чего бы это ни стоило.
Девушка замерла на несколько секунд. И не произносила ни слова. Она смотрела на Деймиена так, словно не верила, что он сказал ей эти ужасные слова. Потом вдруг отвернулась и, судорожно глотнув, проговорила:
— Вы правы, я совсем забыла об этом. Простите меня, лорд Уинтерли, я не стану вас больше беспокоить.
Она еще с минуту стояла у решетки и молча смотрела на него. Наконец повернулась и направилась к выходу.
Прижавшись лбом к железным прутьям, Деймиен смотрел ей вслед, и в глазах его было отчаяние. Он чувствовал, что готов броситься за ней, готов стать перед ней на колени и умолять, чтобы она забыла все его жестокие слова. Но вот Миранда уже открыла дверь и захлопнула ее за собой. А потом он услышал ее шаги — она быстро шла в сторону дома. Деймиен закрыл глаза и опустился на пол стойла. Кокетка в поисках лакомства уткнулась мордой в карман его куртки, но он не заметил этого.
— Болван, ничтожество, бездельник! — заорал Алджернон на слугу и влепил ему оплеуху.
Иганн, попятившись к двери, пробормотал:
— Простите меня, милорд, так уж получилось, но я всегда старался делать то, что вы мне…
— Я не говорил тебе, чтобы ты делал глупости, — перебил виконт. — Ты снова не выполнил мое распоряжение, и мне это уже надоело. Ты совершенно бесполезен. И вообще, лучше помолчи, не мешай мне думать.
Алджернон нервно расхаживал по комнате, и у него были все основания для беспокойства. Его замысел казался безупречным, вроде бы все было учтено — и вот, уже во второй раз, ничего не получается, этот идиот Иганн не смог разделаться с девицей Фицхьюберт.
Алджернон наконец-то увидел свою племянницу на балу у леди Холланд. Правда, виконт держался от нее на почтительном расстоянии и старался, чтобы ни она, ни братья Найт не заметили, что он за ними наблюдает. Странное чувство охватило его, когда он увидел эту красивую и изящную девушку, такую свежую и счастливую. Он охотился на нее как на дичь, решил убить ее во что бы то ни стало, хотя вынужден был признать, что никогда еще не встречал более привлекательное и прелестное создание. Она была прекрасна, как грация Боттичелли, — зеленоглазая, с чудесным цветом лица и точеными белыми плечами.
«Эта девица выглядит весьма здоровой, — неожиданно подумал виконт. — Она вполне могла бы стать матерью двоих, а то и троих детей, возможно — мальчиков. Судя по всему, она унаследовала жизнерадостность отца и артистичность матери. Да, забавно…»
Когда-то Алджернон Шербрук был влюблен в Фанни Блэр. В двадцать пять лет он пытался завоевать любовь известной актрисы, дамы его сердца. Алджернон мечтал о том, чтобы Фанни стала его любовницей. И ведь он был так заботлив, так внимателен, так обходителен с ней… Но эта женщина, порхающая по жизни словно экзотическая бабочка, все больше и больше попадала под обаяние его старшего брата Ричарда, остроумного и блестящего денди, удачливого и к тому же обладавшего титулом. Ричард, вырвавший из его рук добычу, навсегда стал для него врагом. Что ж, эта шлюха со временем получила свое.
Сначала братья частенько ссорились из-за Фанни и выясняли отношения, но потом Алджернон, человек сдержанный и терпеливый, решил, что лучше скрыть свои истинные чувства. Ему удалось ввести Ричарда в заблуждение и внушить старшему брату, что он очень рад его счастливой любви и желает ему только блага. Но рана в душе не заживала, и Алджернон твердо решил: когда-нибудь он поквитается за обиду, поквитается с обоими. Кроме того, из этой истории он вынес урок: любовь не стоит ни денег, ни титула.
Но сейчас, когда он увидел эту прелестную девушку, что-то шевельнулось в его душе, и он все чаще стал задумываться, он задавал себе вопрос: а нельзя ли решить проблему как-нибудь по-другому? Иными словами, виконт Хьюберт колебался, ему уже казалось, что он принял неверное решение, когда задумал избавиться от племянницы. «Действительно, стоит ли убивать ее? — размышлял Алджернон. — Будет ли убийство оправданным в подобной ситуации? Ведь можно поступить иначе… Неужели она стала бы отказывать нам? Мой Криспин — весьма привлекательный молодой человек…»
Виконт по-прежнему расхаживал по комнате, не обращая на слугу ни малейшего внимания.
— Милорд, — пробормотал наконец Иганн, — а может быть…
— Заткнись, болван.
Внезапно хлопнула парадная дверь, и собаки, до этого сидевшие в углу, с радостным визгом бросились к двери кабинета. Собаки виляли хвостами и царапали дверь, пытаясь открыть ее.
Виконт невольно усмехнулся. Столь бурная реакция собак могла означать лишь одно: в доме появился молодой хозяин. Но оказалось, что Криспин не собирался заходить в кабинет — несколько секунд спустя со стороны лестницы послышались его шаги.
В следующее мгновение Алджернон бросился к двери и, распахнув ее, прокричал:
— Криспин, мальчик мой, не очень-то ты почтителен! Молодой человек остановился и, сняв шляпу, повернулся к отцу.
— Ах, здравствуй, отец.
Алджернон внимательно посмотрел на сына — тот вернулся домой среди дня, и это вызывало удивление и настораживало.
— Ты сегодня ужинаешь дома? — спросил виконт. Криспин молча пожал плечами, и Алджернон тотчас же все понял.
— Черт побери, ты опять проигрался?! — закричал он срывающимся голосом. — Сколько?
— Но, отец…
— Сколько ты проиграл сегодня? — перебил виконт. — Ну, отвечай же!
Алджернон ожидал, что Криспин, как обычно, начнет изворачиваться, пуская в ход свое обаяние. Но на сей раз сын даже не пытался оправдываться. Отбросив в сторону свою шикарную шляпу, он сел на ступеньки лестницы и закрыл лицо ладонями — эта поза выражала беспредельное отчаяние.
— Негодяй… Мерзавец… — прошептал Алджернон. — Сколько?
— Прости, отец, — пробормотал Криспин. — Тысячу фунтов…
Алджернон в бешенстве подбежал к сыну и, схватив его за рукав, потащил в кабинет. В следующее мгновение дверь с грохотом захлопнулась.
Через некоторое время в дверь тихонько постучала жена виконта.
— Милорд, ваш сын с вами?
— Оставьте нас! — рявкнул Алджернон из-за двери. Дрожа от гнева, он толкнул сына в кресло, и собаки тотчас же принялись лизать и грызть ботинки Криспина.
Молодой человек вновь прикрыл лицо ладонями и прошептал:
— Я виноват, я ужасно виноват. Я все понимаю, отец. И теперь даже не представляю, что делать…
— Да, ты виноват, — кивнул виконт. — Ты поставил семью на грань разорения. Надеюсь, ты не взял деньги в долг, чтобы расплатиться. Я не смогу возвратить такую сумму. Пойми, Криспин, ты разорил меня. Ты разорил своего отца.
Криспин всхлипнул и пробормотал:
— Я понимаю, отец. Я буду думать об этом. Я найду работу…