На левом фланге баронского войска появился крупный отряд каких-то воинственных темнокожих карликов на невысоких осликах. Лица карликов были разрисованы синей, белой и красной краской, они, явно, были людоедами. Да и ослики, морды которых украшали длинные клыки, не выглядели травоядными. Рядом с карликами и осликами разместился крупный отряд верблюжьей кавалерии. Всадники, как и верблюды, рвались в бой. А завершал левый фланг отряд воинственных амазонок на свирепых, не знающих преград единорогах.
Агофен бормотал заклинания, щелкал пальцами, притоптывал то правой ногой, то левой, а иногда размахивал руками и что-то громко кричал на непонятном никому языке джиннов. Войско фантомов росло с каждой минутой и с каждой минутой принимало все более угрожающий вид. Видно было, что работает специалист, отличник учебы, дипломант и победитель многих конкурсов. Случались, конечно, кое-какие огрехи. К примеру, амазонки и единороги были взяты из разных времен, а среди верблюдов некоторые были трехгорбыми, а другие вообще не имели горбов. Но зато у одного из них, безгорбого и высокого, морда поразительно походила на лицо генерала Гроссерпферда. У этого верблюда имелись даже рыжие усы. При той спешке, в которой Агофену приходилось работать, и при столь массовом производстве некоторые отклонения были простительны. Если бы уважаемый учитель Агофена, Муслим-Задэ Глиняная Башка и куратор курса на котором учился Агофен, Кохинор Сокрушитель Муравейников, да продляться дни радостной жизни каждого из них до бесконечности, увидели бы сейчас своего ученика за работой, они несомненно остались бы довольны и, вполне возможно, что он удостоился бы похвалы.
Батальоны кикивардов, нестройными рядами, но уверенно и грозно наступали. Хищно блестели на солнце наконечники копий, многообещающе позвякивали мечи и щиты. Громко рокотали барабаны и пронзительно пели трубы. Баронских дружинников было мало, а кикивардов много. И могущественные жрецы пели, что Великий Мухугук прямо сейчас забодает всех баронов вместе с их дружинниками. Кикиварды знали, что победа близка и неустрашимо шли вперед.
Крокаданы летели цепью. Они первыми обратили внимание на пополнение в войске баронов и сделали круг над холмом. Настоящий крокадан - умный крокадан. Он должен постоянно определять откуда дует ветер и куда ветер подует завтра. Ничего личного: этого требует профессия. Самый опытный и самый откормленный крокадан сразу сообразил, что баланс сил изменился в пользу баронов. Продолжать работать в этой атмосфере не имело смысла. Следовало перестраиваться. Самый опытный, прочирикал свой совет собратьям по перу, те развернулся выстроились клином и полетели за опытным, разыскивать другою кормушку.
А на Зеленой Пустоши все еще рокотали барабаны и пели трубы. Батальоны неустрашимых кикивардов по-прежнему шли вперед.
Уговорить капризного Мухугука, чтобы он забодал баронов - задача не простая. Да и руководство хором требовало определенного внимания. Но Ракавий потому и стал главным жрецом, что был талантлив. Среди его талантов числилась способность выполнять несколько дел одновременно. Говорят, что такими способностями обладал и Юлий Цезарь{21}. Ракавий руководил хором, пел сам, наблюдал за тем, что делается на холме и, в это же время, соображал по поводу того, что видел. А увидел он, что войско баронов стало многократно увеличиваться. Особенно Ракавию не понравились верблюды. Всадники сидевшие на верблюдах и свирепо размахивающие длинными копьями ему тоже не понравились. Верховный жрец разумно рассудил, что жрецы могут продолжить общение с Мухугуком в более спокойном месте. Не прекращая петь, Ракавий, жестом правой руки, указал коллективу, что тот, должен медленно, не создавая панику, развернуться и следовать к выходу из Зеленой Пустоши. Жрецы, которые тоже увидели пополнение появившееся у врагов, поняли своего руководителя и совершили нужный маневр.
А барабаны по-прежнему рокотали, трубы пронзительно пели. Батальоны неустрашимых кикивардов шли вперед.
Случилось так, что первый трубач непобедимого войска кикивардов, не отрываясь от своего занятия, взглянул на холм, где расположились фантомы. Зрелище оказалось неожиданным, неприятным и даже устрашающим. От этого зрелища что-то у трубача дрогнуло. То ли он нажал не на тот клапан, то ли дунул не так, но труба дала петуха. Да так громко и пронзительно, что его можно было услышать даже за пределами Зеленой Пустоши. Это удивило увлеченных творческим процессом других трубачей, и даже барабанщиков. Трубачи и барабанщики посмотрели на смутившегося первого трубача, затем посмотрели на холм и, в полном смысле этого слова, обалдели. В связи с наступившим обалдением, трубачи перестали трубить, а барабанщики перестали барабанить.