...Тут я хочу рассказать маленькую историю. Ребята одной из московских школ позвали меня пойти с ними в поход. Знал я их совсем мало. Приходил к ним однажды главу из новой книги прочитать, послушать, что они скажут, — вот и все знакомство.
Был мартовский день. У многих ребят были яркие свитеры и куртки и новенькие, видно, только из магазина рюкзаки или авиационные сумки. На мартовском солнце все это выглядело очень нарядно. А на одном мальчике — его звали, помнится, Игорь — было такое снаряжение, какого я прежде никогда не видывал! На спине рюкзак из необыкновенного материала, похожего на синюю замшу, со множеством карманов, кармашков, карманчиков, карабинов, «молний» и кнопок. На левом боку у Игоря — ярко-синий плоский термос, на правом — походный топорик из нержавеющей стали в кожаном чехле со специальными прорезями, сквозь которые виден сверкающий синеватый металл топора без единой царапинки. На груди у Игоря два футляра — один с биноклем, другой с фотоаппаратом. Бинокль — полевой, фотоаппарат — новенькая «зеркалка» со встроенным экспонометром. Рукав пушистого свитера слегка вздернут, и на запястье поблескивает браслет с компасом. На ногах ярко-рыжие ботинки на толстенной подошве. Ну, не мальчик, а витрина образцов туристского снаряжения!
Совсем по-другому снарядился в поход Коля. За спиной даже не рюкзак, а простой солдатский мешок, горловина которого затягивается матерчатой лямкой (в военные годы мы называли такие мешки «сидорами»). На одном боку у Коли кирзовая полевая сумка, на другом — алюминиевая фляга, обшитая грубым войлоком. Одет он в телогрейку, подпоясанную широким солдатским ремнем. И все это старое, исцарапанное, выцветшее, чиненое. Как только сохранилось! Такие вещи и встретить теперь можно только в витрине какого-нибудь районного музея. Я глядел на них, как на друзей нашей давней военной юности, и не мог наглядеться. Нет, не подумайте, что я расскажу, как Игорь в его экипировке с иголочки оказался в походе размазней, а Коля со своим скромным снаряжением — героем. Ничего такого не случилось. И тот и другой оказались в походе не хуже и не лучше остальных. Класс этот — в пути это стало видно — был не слишком дружным и к походам непривычным. Но сейчас мне хочется сказать не об этом, хотя, как знать, может, все это одно с другим как-то и связано.
Некоторых ребят, особенно девочек, амуниция Игоря притягивала, как магнит. Когда фотографировались (фотоаппараты были у нескольких ребят), они старались стать рядом с Игорем. Сниматься рядом с Колей они не хотели, а у некоторых — об этом и вспоминать неприятно — его ватник, его кирзовая полевая сумка, его солдатский заплечный мешок вызывали такое отношение, как Зинино платье у Киры, — насмешливое и пренебрежительное: «Неужели не мог одеться получше?» И по пришла в голову этим уже взрослым ребятам мысль, как несравнима истинная цена походного снаряжения Коли, которое принес с войны и вместе с воспоминаниями о войне сохранил его отец, с ценой новехонькой — даже не из магазина, а с какой-нибудь выставки образцов! — амуниции Игоря!
Между прочим, когда несколько дней спустя напечатали походные снимки, стали ими обмениваться, надписывать и дарить, Игорь не захотел ни себе брать, ни дарить кому-нибудь карточек, на которых он был снят во всей своей красе. Мальчик довольно-таки круглолицый, он выглядел на снимках, увешанный всеми своими доспехами, как новогодняя елка украшениями, смешно. Мне он напомнил Тартарена из Тараскона. К чести Игоря, надо сказать, что он это понял и в другой раз так не вырядился.
Ну, а Кира? Да ей, верно, и в голову не может прийти, что новые, модные, дорогие, красивые вещи могут сделать их владельца смешным. Окажись она в этом походе, она бы исстрадалась от желания идти и фотографироваться не рядом с Колей, а рядом с Игорем. Изошла бы восторгом перед его сверкающими «молниями», замками, кнопками. Заболела бы жгучей завистью к Игорю и бесилась бы оттого, что у нее таких вещей нет. А вернувшись из похода, стала бы со злыми слезами в голосе требовать от родителей, чтобы к следующему походу и ей добыли что-нибудь такое... Необыкновенное. Чего ни у кого больше нет, а у нее есть!
Но было бы несправедливо упрекать за все это Киру и тех ее сверстников, которые ведут себя вроде нее, и не сказать, что нередко это встречается и среди взрослых. Есть люди, которые судят об окружающих не по тому, что человек знает, может, умеет, а по тому, что он имеет. Не по тому, чего он стоит как человек, а по тому, сколько стоит его телевизор или холодильник. Им-то Кира и подражает. А подражать не стоит! Жизнь у таких людей безрадостна. Когда у них нет чего-то, что есть у их знакомых или соседей, они изнывают от желания, чтобы добыть шкаф еще полированнее, холодильник еще новее, суперобложку на книге, которую они выставят в шкаф и за другими хлопотами так никогда и не прочтут, еще глянцевитее. Но, купив, достав, добыв то, чего они так страстно желали, они чувствуют себя счастливыми недолго. Новые соблазны тут же возникают у них перед глазами. У кого-то есть белая водолазка, а у меня нет! Как жить, не имея белой водолазки! У кого-то в прихожей звонит мелодичный колокольчик, а у меня простой звонок. Как жить без колокольчика? И они не замечают, что в погоне за вещами, нужными и ненужными, растрачивают душевные силы, лучшие дни, месяцы и годы жизни. Они не замечают, что теряют настоящих друзей, которые не хотят состязаться с ними в погоне за вещами и модой, как не хочет Зина состязаться с Кирой по части платьев. Но вот вещи куплены, ими заставлен дом, ими набиты шкафы, а счастья нет: настоящие богатства — богатства души, ума и сердца — растрачены неизвестно на что!