Я, кажется, предупреждал тебя, что не стоит общаться с Дэнчиком. Считай произошедшее своей виной, Каштанка.
Спайк.
Удивительно лаконично. Как раз в стиле Белоусова. Я истерически рассмеялась. До чего же он предсказуем, черт его побери, а! Я знала, знала, что увижу в этой гребанной записке! Из глаз снова потекли слезы. Затем я посмотрела на записку и пришла к выводу, что Свете ее видеть нельзя. Да и вообще, по официальной версии я понятия не имею, какая мразь все это сотворила. Не хватало еще вмешивать во все это отзывчивую девушку-менеджера. Тем более, что Белоусов-старший в хороших отношениях с хозяином «Ландыша», а это значит, что помогая мне в любых действиях против его сыночка, Света рискует вылететь с работы. Чего мне бы совершенно не хотелось.
Забавно: я постоянно забочусь о ком угодно, кроме себя. Поэтому записка была убрана в одну из книг на моей полке. Там и я ее не потеряю, и Света не увидит. А терять ее не стоит: если вдруг захочется вспомнить о своей безграничной любви к этой твари, то этот клочок бумаги послужит лучшим аргументом «против», чем что бы то ни было еще.
Света пришла через… А, не знаю я, через сколько. Мне показалось, что прошла вечность и еще немного, но на самом деле небо за окном не потемнело ни на йоту. Она застала меня рыдающей над картонной коробкой с останками зверька и не способной связать даже пары слов. Казалось, после того, как я спрятала записку, меня покинули последние силы, и я не могла уже ничего, только рыдать. Кому-то такая истерика из-за животного показалась бы смешной и убогой, но моя начальница, добрая высокая крепко сбитая блондинка двадцати двух лет от роду, только прижала меня к себе и позволила выплакаться. Молча.
После того, как я немного пришла в себя, она сообщила мне, что я оставила дверь незапертой. Еще бы. Сейчас ко мне могли вломиться все бандиты и домушники мира, а мне было бы глубоко все равно. Тем более, что в горле першило от слез, а, когда я попыталась встать с потрепанного зеленого пуфа, на котором оплакивала свою крысу, меня зашатало, и, если бы не Света, я бы упала.
Наконец, я вновь обрела дар речи, хрипло поинтересовавшись:
— Отпустили или ты сбежала, наплевав на логику и здравый смысл? — и попыталась ободряюще улыбнуться. Получилось плохо. Света нахмурила рисованные брови, положила руку мне на лоб, и, лишь убедившись, что я здорова, ответила.
— Отпустили. Сегодня, к счастью, не сильно много народа, да и Карина была в шоке, когда увидела фото твоего Сириуса. Она решила, что это форс-мажор, а тебе необходима поддержка. Я же говорила, у нас не звери работают! Тебе всего семнадцать, а тут… Такое! — Света всплеснула руками, эмоционально показывая свое возмущение ситуацией. — Да, кстати, мы тебе задним числом отпуск на неделю выписали. Отдохни. Я знаю, этот зверь был чуть ли не единственным близким тебе существом, да и даже я, боюсь, после такого зрелища была бы в серьезном шоке. Ты в отпуск последний раз ходила… Да никогда ты в него не ходила. Вот, кстати, деньги за неделю, — Света протянула мне плотный конверт. — Тут не только положенные тебе отпускные, мы с девочками еще сверху скинулись, ты всегда много чая собираешь, негоже «помогать», ухудшая твой уровень жизни. И не спорь со мной, — добавила она, когда я открыла рот, чтобы попытаться отказаться от всего этого.
Я и не спорила. Поблагодарила Свету, убрала деньги в одну из своих нычек в недрах шкафа, даже не посмотрев, сколько там, а потом деятельная менеджер отпоила меня валерьянкой, чтобы я хоть немного успокоилась, мы оделись и понесли Сириуса к кладбищу. Местный сторож разрешал «молодежи» хоронить свою живность в отдельном закутке. По его словам, чтобы мы не закапывали их за домами и в лесу, где неглубокие могилки постоянно кто-то раскапывает, случайно или нарочно, и потом трупы любимых питомцев гниют на солнышке. Об этом все знали, в том числе и Света, и я.
Когда мы выходили из подъезда, я обнаружила на детской площадке возле своего дома Дениса Агатова. Он стоял, разговаривая с кем-то по телефону возле качелей, и курил. В отличие от Спайка, ему категорически «не шли» сигареты, диссонировали с его образом пай-мальчика. А я по привычке отмечала такие вещи, хотя, казалось бы, вообще не должна была обратить на него внимание. Нас со Светой он сначала не заметил, но в тот момент, когда мы проходили мимо «его» качелей, меня ожег его презрительный взгляд. Я нервно вздрогнула, собираясь пройти дальше, однако парень, как оказалось, не был намерен мне и Свете этого позволять. Нас догнал его голос, наполненный тем же презрением, что и взгляд: