— Что, даже не поздороваешься с «сыном зэка и матери-одиночки»?
Я растерянно остановилась, не зная, что сказать. Извиняться я была не в силах после того, что произошло с моей крысой, но и возразить ему или пройти мимо, как ни в чем ни бывало, я не могла. Зато у Светы таких моральных дилемм не было. С яростью, достойной дикой кошки, защищающей своих котят, она набросилась на Дениса:
— Ты какого хрена к девочке пристаешь, придурок малолетний? Ты хоть знаешь, что она пережила только что? Кто тебе право дал вообще с ней таким тоном разговаривать, а?! — затараторила она, уперев руки в бока, и нависая над Агатовым. Я попыталась вмешаться, объяснить, что я и дала, своим отвратительным поведением накануне, но меня никто не слушал. Ни Света, ни тем более Денис. Они кричали друг на друга, не давая мне вставить ни слова, и в конце концов, я перестала мешать им и теперь просто стояла и слушала. Слушала, как Света орет, что какая-то мразь убила моего Сириуса, домашнего крыса. Слушала, как Денис доказывал Свете, что не важно, что со мной произошло, потому что я веду себя так же, как мои бывшие друзья, а та, в свою очередь, орала, что нельзя предъявлять претензии к девушке, находящейся в шоке. К счастью, менеджер была слишком увлечена отстаиванием моей чести и не обратила внимания на «бывших друзей», и, соответственно, не стала выяснять, о каких друзьях идет речь и почему они бывшие.
У меня на работе никто не знал, что я общалась с Белоусовым. Или делали вид, что не знают. И я предпочитала, чтобы так оно и оставалось, особенно теперь. А эти двое, игнорируя причину своего спора, в конце концов выяснили, и почему Денис на меня зол, и почему я отстраненно наблюдаю за всей этой сценой, бережно прижимая к груди коробку из-под обуви. Как только крики стихли, я нашла в себе смелость подойти к Агатову и произнести самое труднопроизносимое слово в русском языке:
— Прости.
Денис задумчиво посмотрел на меня, словно прикидывая, кто из нас был более неправ: я или он. Потом улыбнулся, так же открыто, как и раньше. Света тем временем убедившись, что все в порядке, и дождавшись моего кивка, села на дальнюю скамейку возле песочницы, чтобы не слышать нашего дальнейшего разговора. Замечательная тактичная девушка эта Света. Теперь не придется объяснять ей, кто натворил это с Сириусом и вмешивать ее в мои проблемы.
— Ты меня тоже, — устало сказал парень. — Ты же просила меня не навязываться, а я не слушал. Мы оба погорячились. Да и я вижу, что тебе плохо от того, что ты тогда сказала. Мир?
— Мир, — робко ответила я, не решившись, впрочем, подойти к нему ближе, чем до взаимных извинений. Он подошел сам, и забрал из моих рук коробку с крысом.
— Это он сделал, да?
— А кто ж еще, — горько констатировала я. Это ты еще в коробку не заглядывал. Не видел, как он умер.
Естественно, после моих слов Агатов приоткрыл ее. И тут же с гримасой отвращения на лице закрыл обратно. Видимо, то, что он успел увидеть, совершенно его не обрадовало, так что он совсем помрачнел.
— Твоя подруга ведь не знает, какой больной подонок это натворил, да?
Я кивнула. Денис как-то жестко усмехнулся. Затем констатировал:
— Значит, и не узнает. Пойдем. Я помогу вам его похоронить. Нечего девчонкам могилы копать.
Теперь я была вынуждена нормально познакомить Дениса и Свету, и на кладбище мы отправились уже втроем. Я шла как в тумане, окончательно замкнувшись в себе и почти не воспринимая реальность. Как выяснилось, меня в ней удерживало именно чувство вины перед Агатовым, а теперь, когда конфликт был исчерпан, хотелось лишь лечь и больше никогда не вставать.
Кладбищенский сторож, дядя Кирилл, встретил нас грустной улыбкой на лице старого добродушного алкоголика, каковым являлся. Предложил мне выпить, чтобы как-то прийти в себя, я не отреагировала. Зато злой взгляд Дениса заставил мужчину быстро извиниться и выдать ему лопату. Затем сторож показал парню место, где можно копать, и даже не стал просить свою традиционную мзду за это: сто рублей, которые всегда тратил на водку.
Денис копал, Света молча смотрела, как комья земли отлетают в сторону, как будто обнажая спрятанную под ними яму. А я прижимала коробку к себе, и тихо плакала, причитая о том, что еще утром могла его погладить. Наверное, в таком состоянии я изрядно пугала ребят, но мне было все равно. Оба сами решили прийти со мной, в конце концов. На месте того же Дениса я бы себя не простила и не стала помогать. А он пришел вот. Копает. Правда, успокоить меня не пытается, но это и хорошо. Должна же я когда-нибудь сама устать плакать?.. Последнее время я только плачу и схожу с ума, схожу с ума — и плачу.