Спустя какое-то время, по моим ощущениям — минут через пятнадцать, автомобиль снова поехал. А мне стало совсем тяжело терпеть желание обмочить белье. Но я держалась, разумеется, просто это было несколько болезненно, и на глаза навернулись слезы. Гордость… И циничное понимание, что обоссанный багажник мне могут не простить и со зла убить. Окончательно и бесповоротно. А это меня абсолютно не устраивало. В голову снова пришла смешная мысль: кажется, именно так себя чувствуют собаки, которых не очень любят хозяева. Вроде желание вполне естественное, только это не волнует никого. Выполнишь — пожалеешь. Причем всенепременнейше и очень сильно.
Я сдержалась и не стала зло, истерически смеяться, хоть и очень хотелось. Попробовала закрыть глаза. Ничего не изменилось: что так темно, что эдак. Но терпеть отчего-то стало проще. До новой остановки, так сказать, мы доехали быстрее, и на сей раз меня открыли. Поприветствовав прекрасной фразой «дернешься не так — убью» и не снимая с меня порядком стянувшей кожу изоленты. Некстати подумалось, что если ее будут все-таки сдирать, то она послужит эпилятором для лица, рук и ног. Смешно.
Из багажника меня снова поднял на руки Агатов, перекинув через плечо, как мешок картошки. Теперь я наблюдала его тощую задницу и удивлялась тому, с какой легкостью он меня несет. А кроме данной части Дэнчика и земли под его ногами ничего особенно видно не было, так что я понятия не имела, где мы, и куда делись люди, с которыми он говорил во время остановки.
Когда земля сменилась деревянным (похоже, дубовым) паркетом, я удивилась. Еще больше — когда паркет сменился ступеньками в подвал или что-то вроде того. А уж когда Денис меня закинул в большой аналог клетки кролика, я испытала что-то вроде дежавю. Шока не было, паники отчего-то тоже. Тот факт, что меня не собираются (по крайней мере пока) убивать изрядно меня успокаивал. Не знаю, правда, с чего я так решила. Неосознанное самовнушение на основе обрывка подслушанного разговора, очевидно.
Положив меня в клетку, Агатов вознамерился уйти из нее, так и не сказав мне ни слова, и к тому же не освободив меня от ленты. Это всколыхнуло здравый смысл (терпеть становилось совсем тяжело), и я робко промычала, привлекая его внимание, и заставляя повернуться.
— Ммм ммм ммм, — по замыслу это была просьба отпустить меня в туалет. Денис, как ни странно, понял.
Агатов обернулся и издевательски рассмеялся, пробуждая, наконец, должную проснуться еще в багажнике панику.
— Здесь твой туалет. А так же поилка, кормушка и сексодром. Если за тобой любовник придет — то, может, не навсегда. А так посмотрим. Кто тебя хватится-то? Я, правда, немного по-другому все это планировал, но твоя попытка следить за мной просто вынудила привезти тебя сюда пораньше. Оно и к лучшему.
И ушел. Так и оставив меня, как есть, и не дав времени спросить, что значит «и сексодром». Он что… Да не может такого быть! Внутренний голос, правда, издевательски поинтересовался, почему это не может, и я расплакалась. А заодно и… В общем, в туалет мне теперь было не надо. Унизительная мерзость.
Так я и лежала, в мокром белье и джинсах и в неудобной позе, жопой кверху, только головой получалось немного вертеть, все остальное было очень качественно скручено Агатовым. Из того, что я могла разглядеть, я поняла, что нахожусь в подвале частного дома, в клетке, в которой на самом деле есть поилка и кормушка, а в стене были железные вставки, к которым при желании вполне можно было приделать цепь. И посадить на нее меня. Я почему-то и не сомневалась, что Денис сотоварищи, кто бы эти сотоварищи не были, так и сделают.
Я взвыла от отчаяния, но из горла вырвался только хрип. Еще бы. Хоть бы воды дал… Только вот он не счел нужным. И через час, по моим ощущениям, не дал. И через два, когда все тело затекло и начало болеть, а глаза уже слезились от резкого запаха несвежей мочи. К тому же, здесь оказалось неожиданно холодно. В какой-то момент я устала хрипеть, и вырубилась от эмоциональной истощенности и страха.