Но даже в этом мне помогли. Вернее, я думала, что помогли. Утром двадцать девятого декабря ко мне в комнату зашла Марина, которая после своего отвратительного поведения со Светой из нее переселилась, и с которой я не разговаривала, будучи в обиде за подругу. Она была какая-то подавленная, тихая и пришла, как выяснилось, с извинениями. Сказала, что ей надоело, что я ее избегаю, и признала, что была неправа тогда. Даже попыталась как-то логически обосновать свое недружелюбное, агрессивное поведение, но я махнула рукой, и простила ее.
Как изменилось ее лицо после фразы «все, забыли»! Марина просияла, глаза заблестели, сама она начала лучезарно улыбаться, и даже внешне как-то поменялась, словно стала выше, выпрямилась. Словом, ее радость было видно невооруженным глазом. Я, естественно, списала это тяготившую ее ссору, которой больше нет. И в тот момент, когда Марина предложила съездить ко мне домой, забрать деньги и прошвырнуться по магазинам в честь предстоящего Нового Года, даже не задумалась, откуда она вообще знает, что я храню дома какие-то деньги. Я, как последняя дурочка, просто невероятно обрадовалась, и даже не позвонила Спайку предупредить. Мне казалось: все, что делает Марина известно и Белоусову, и незачем дергать его лишний раз.
Единственное, что я сделала разумного, это оделась так же, как обычно одевалась на концерты: под курткой на мне была плотная черная футболка с рисунком канарейки Твитти и сверху нее утепленная клетчатая зелено-черная жилетка, а на ногах удобные-темно-синие джинсы. Во внутреннем кармане которой лежал тот самый телефон, о котором Марина (одевшаяся как обычно) понятия не имела, да и я сама благополучно забыла.
Мне стало не по себе уже тогда, когда мы сели не в спайковскую машину, а в другую, причем в какой-то черный внедорожник. Я не разбираюсь в машинах от слова «вообще», но отличить внедорожник от легковушки мог кто угодно, и поэтому я начала осторожно расспрашивать девушку, с чего вдруг такие перемены. Она весело рассказала выдуманную от начала и до конца (как я теперь понимаю) историю о том, что ее отец одумался и в знак примирения подарил эту машину. Не отказываться же, особенно при наличии прав. О ее семье мне было известно ровным счетом ничего, да и говорила она с убежденность кристально честного человека, так что обмануть меня ей не составило труда. Это вообще не особенно сложно: навешать лапши на уши человеку, который тебе доверяет. А я, в силу своей наивности, наверное, не могла не доверять девушке, которая настояла на моем помещении в больницу. Простая мысль, что мотив такого поступка мог быть абсолютно любой даже не закрадывалась в мою голову.
До моего дома мы доехали без каких-либо происшествий, но и без охраны, отчего мне снова стало не по себе. Это Марина объяснила тем, что мне давно пора от них отдохнуть, все равно от Дениса ни слуху, ни духу. И снова я поверила честному взгляду и спокойному голосу, вместо того, чтобы включить логику и здравый смысл. Если бы рядом со мной был Спайк, он бы, скорее всего, материл меня и называл последней идиоткой. И самое паршивое, что он был бы целиком и полностью прав. Я действительно вела себя как доверчивая идиотка, которую следовало бы держать под домашним арестом и дальше. Матери дома как обычно не оказалось, а в своей комнате я нашла в шкафу один из тайников, в которые обычно прятала деньги, нашла тот самый Светин конверт, в котором она когда-то притащила мне отпускные и собранные с девчонок «чаевые», и взяла с собой. Все прочие свои деньги я не тронула, поскольку они были отложены на будущую учебу, вернее, на жизнь там, где я буду учиться. Потрясающий оптимизм с моей стороны, если подумать.
Затем мы поехали, по словам Марины, в новый торговый центр, недавно открытый на окраине города. Эта замечательная расплывчатая фраза здорово усыпила мою бдительность, поскольку я несколько месяцев проторчала в четырех стенах, а последние несколько недель бывала исключительно в безопасных с точки зрения Белоусова местах. За это время действительно могло открыться что-то новое, так что я с любопытством смотрела в окно, и ни о чем плохом не думала. Доходить, что что-то здесь не так до меня начало уже глубоко загородом, в непонятной глуши. Вспомнив, что в последний раз все вернулось на круги своя, когда мы созвонились со Спайком, я попыталась сделать это и сейчас.