Виталя выпустил меня из машины, запер ее, и, взяв за руку, повел в многоэтажку, около которой была припаркована теперь привезшая нас тачка. Мелькнула мысль, что это самый удачный момент для воплей вроде «Помогите! Пожар! Наводнение! Землятресение!», однако, я предпочла молча идти рядом с ним. Было грустно и, вопреки инстинкту самосохранения, хотелось не бежать, а как-то поддержать парня. Если бы здесь был Максим… Он точно обозвал бы меня пустоголовой. И я не стала бы спорить.
Мы вошли в лифт, где парень нажал на кнопку седьмого этажа. В тесном, грязном обшарпанном помещении, стены которого были изрисованы нецензурщиной мы все так же молчали, а я не могла перестать смотреть на грустное лицо Витали. У него, что называется, на морде было написано отвращение к самому себе, и я была твердо уверена: стоит нам дойти до места назначения, и он снова примется курить. И курить, и курить, и курить. Сигарету за сигаретой. И молча смотреть на меня печальным взглядом, который я чувствовала на себе даже во сне.
На седьмом этаже он отпер массивную обитую темной кожей дверь в квартиру без приклеенного номерка, единственного на всю лестничную площадку. Махнул рукой мне: мол, проходи. Я зашла в помещение, и, пока он запирался, окинула взглядом очередное место своего заточения.
Это была самая обычная «двушка», обставленная в стиле «минимализм», то бишь, почти никакой мебели в ней не было, как не было и ковров. Обои были грязно-белые, разодранные во многих местах то ли детьми, то ли животными, повидавшими, видимо, еще брежневскую юность, а из мебели в прихожей был только черный икеевский шкаф, куда Виталя повесил обе наших куртки. Обувь он просто поставил возле шкафа, и, дождавшись, пока я последую его примеру, устало бросил:
— Квартира почти пуста, я снял ее недавно. Проходи в комнату.
Прямо передо мной находилась грязно-белая, изукрашенная каракулями простого карандаша, деревянная дверь, на которую он махнул рукой, когда это говорил. За ней оказалась небольшая комната вообще без обоев, в центре которой стоял видавший виды полинявший бежевый диван, украшенный золотистыми линиями вышивки. Пол комнаты был выстилан не менее полинявшим линолеумом, на котором были какие-то странные разводы. Складывалось впечатление, что парень намеренно снял самую плохую, и, соответственно, самую дешевую из возможных квартир. Скорее всего, так оно и было. И, скорее всего свою квартиру он продал во имя все той же цели лечения сестры. Иначе зачем ему снимать? Он ведь не мог предсказать, что Агатов меня похитит и в своей двойной работе он наткнется на меня там, где меня не должно быть. Странно все это…
Я села на диван, и он противно заскрипел. Где-то в глубине квартиры послышался звон, видимо, посуды или чего-то вроде того. Мне стало интересно, неужели он так и живет, с единственным диваном, без техники, и тратя деньги на одни только сигареты? И… смогла бы я жить так же ради кого-то другого? А Спайк? Когда я смотрела на эту квартиру, мне верилось ему все больше и больше. По доброй воле жить в такой дыре не стала бы даже моя мать, не говоря уже о более вменяемых людях, к которым я причисляла Витальку.
Звон прекратился, и в комнату вошел хозяин дома, внося в нее тарелку с супом из пакетика и пепельницу. Суп он поставил на пол передо мной, извинившись за отсутствие стола, а пепельницу — к себе на колени. Как я и ожидала, он принялся курить, вяло кивнув в ответ на мою благодарность за еду. Это тоже было непривычно: все прошлые разы, когда меня похищали, никто и не думал о том, что я живая и вообще-то хочу есть. После того, как суп исчез, показавшись мне пищей богов, а парень извел половину пачки «Тройки», он посоветовал мне ложиться спать на диван. Вялая попытка намекнуть, что диван один, а ему тоже не помешает поспать была встречена раздраженным рыком. Кажется, я раздражала его своим… пониманием? Или, может, мое поведение заставляло его мучаться совестью?
Не знаю. К несчастью, чужая душа — потемки, а навык чтения мыслей, что спас бы меня от многих ошибок, существовал лишь в фантастике. Так что мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Виталька принес мне плед и скрутил некое подобие подушки из своего свитера, так что засыпала я в относительном комфорте. В голове перед сном крутились странные мысли, и одна из них владела моим сознанием более прочих: какого черта я так уютно чувствую себя с человеком, честно признавшимся, что продаст меня тому, кто больше заплатит?..