Из-за поворота показалось несколько громил в масках и бронежилетах, и, заметив нас, один из них рявкнул:
— Лови детей!
Держу пари, то, что нас назвали именно так изрядно взбесило бы Спайка в иной обстановке. Но не сейчас. Он, тихо выругавшись, выстрелил под ноги преследователям, естественно, промахнувшись, и мы рванули что было сил к видневшейся двери на выход. Не той, где все это время стояла охрана, другой. Двери, из-за которой отчетливо веяло холодом, и о которой я ничего не знала до сегодняшнего дня. Снова я ничего не знала! Как всегда.
Воздух в легких заканчивался, было нестерпимо сложно поддерживать темп наравне с мальчишками. Тем более, что за нами как будто и не гнались. Преследователи скорее вяло направлялись в нашу сторону, почти не сокращая расстояние между нами. Почему — было очевидно еще до того, как в дверном проеме появилось еще несколько человек, и перехватили нас. Спайк выстрелил, но, скорее рефлекторно, чем прицелившись, и пуля отскочила от жилета. Мужик рассмеялся, а мне стало нехорошо. Мезенцев стрелял точнее, попав одному из них (их было, кажется, шестеро) в ногу, а второму едва не прострелив голову (выстрел прошел по касательной), но и его быстро скрутили те, что еще недавно неспеша двигались к нам. Мы попали в классические «клещи», и ни парни, ни, тем более, бесполезная я ничего не могли с этим сделать.
Мне эти люди ничего не сделали, только скрутили и один из них зло прошипел, чтоб я не рыпалась, и злым басом сообщил, что пристрелил бы троих паршивцев, если бы не приказ привести всех живыми. Только вот, про «невредимыми» он ничего не сказал, и, очевидно, понимая это ничуть не хуже меня, от души отпинал Мезенцева после того, как отобрал у него оружие, да и Максима заодно… Меня, как и всегда, поглотило состояние странного спокойствия вызванное черт знает чем. Любой нормальный человек на моем месте паниковал бы и требовал отпустить парней, или хотя бы пытался бы вырваться, а я… Осознавала, что это бесполезно, и говорила о том же пытающимся сопротивляться товарищам по несчастью. Один из наших захватчиков даже прошипел: «Хорошая девочка» вызвав этим приступ омерзения.
Спайк и его друг, на удивление, прислушались ко мне и затихли, и их, наконец, перестали бить, заставив меня вздохнуть от облегчения. Впрочем, им и так немало досталось: у Максима был, похоже, сломан нос, да и под глазом грозил разростись изрядный фингал, к тому же, шел он слегка прихрамывая. Мезенцеву досталось больше: его били до тех пор, пока я не выступила со своей пораженческой речью, и теперь, подняв эту тушу словно котенка, волокли за руки. Идти сам он не мог. Утешали две вещи: тот, в кого Стас попал тоже шел не сам, и после моей речи громилы как будто успокоились. Вероятно, я их просто повеселила, но имело значение только то, что я сумела остановить избиение. Эдакая… польза от неадекватной реакции на стресс?
Притащили нас в итоге в грузовик, стоявший неподалеку от машины Спайка. Я чувствовала дежавю, в который раз. Я снова была вещью, которую можно возить куда вздумается, изменилось лишь то, что теперь я была не одна. Как оказалось, компания в таком деле ничуть не утешала, скорее уж наоборот: я бы многое отдала, чтобы черт знает куда я, связанная и с заклеенным ртом (а эти «милые» люди не пожелали оставить нас свободными даже в грузовике), ехала в гордом одиночестве. Почему-то именно в машине меня охватила нестерпимая паника: что будет со Спайком? Со всеми нами? Как мы на сей раз выберемся, мать вашу?!
Глава 24. За грехи отцов
По внутреннему пространству грузовика мы то и дело перекатывались, словно мячи в физкультурном зале, потому что грузовик, судя по всему, ехал с феноменальной скоростью, а его водителю было глубоко все равно, что помимо странных коробок он везет похищенных несовершеннолетних. Больше всего доставалось Мезенцеву, который постоянно врезался в нас, двери, и во все эти вездесущие картонные изделия.
Если бы я не была связанной по рукам и ногам, и к тому же не имеющей возможность говорить, я бы попробовала ему помочь. Закрепить как-то в одном положении, хотя бы. С другой стороны, не будь мы запеленаты, как мумии в гробнице фараона, он и сам бы держался, без моей помощи. Но, увы. И мне, и парням было дозволено только беспомощным взглядом следовать за перемещениями друг друга и молча гадать, что же нас ждет.
Меня особенно волновало, не решит ли похититель избавиться от некоей тощей девчонки, как только поймет, что она мало имеет отношения к Белоусовскому семейству, а к Стасу и вовсе не имеет никакого. И еще было нестерпимо страшно за Спайка. Я даже пожалела, что так и не помирилась с ним за все эти бесконечные однообразные дни в бункере. А уж как я жалела, что они не оказались на самом деле бесконечными!