Выбрать главу

После того как меня освободили от многочисленных веревок и поставили на ноги, я, потирая запястья, принялась беззастенчиво разглядывать владельца этого, очередного, нашего пленителя. Вернее, это моего — очередного, а парней, к счастью или нет, первого и единственного.

Это был высокий сухопарый зеленоглазый блондин, на вид лет сорока, с умным пронзительным взглядом. Так, как он, смотрят только хищники, причем хищники от рождения. Он был одет в дорогой на вид твидовый костюм темно-коричневого цвета, белую рубашку с изящным, кажется, шелковым черным галстуком, и обут в черные туфли. Ростом он был ненамного выше меня, но за счет какой-то внутренней силы как будто возвышался над всеми присутствующими. На ястребином носу его были квадратные очки в тонкой черной оправе, а на тонких неожиданно искусанных губах блуждала улыбка победителя. Змеиная и какая-то хитрая. Несмотря на совсемнезмеиную гамму в одежде, я прониклась этой кличкой, потому что этот странный человек сочетался с нею просто идеально.

— Юная леди, вам не говорили, что так внимательно разглядывать старших, как минимум, неприлично? — насмешливо осведомился он, и я покраснела, так, словно меня не похитили, а пригласили в дом к кому-то из друзей спайковского отца, и, задумчиво рассмотрев порядком потрепанные всеми злоключениями сапоги.

— Извините, — голос мой был едва слышен, и в ответ я получилалишь смешок.

Рядом со мной стояли ребята, и, хотя их состояние (особенно Стасовское) меня пугало, я не решалась как-то показать, что я с ними. Мезенцев пошатывался, и посылал в сторону Змея ненавидящие взгляды, Спайк же — стоял прямо, словно он у себя дома, и видимым интересом наблюдал за исходом нашего «разговора».

— Василий, будь любезен, сними с моих гостей верхнюю одежду и предоставь им необходимую медицинскую помощь и пищу. И кресла пусть твои парни принесут. Негоже покалеченным детям так стоять.

— Но… — Новиков, очевидно, был крайне удивлен приказу своего хозяина.

— Василий… — угрожающим тоном начал хозяин дома. Новикова как ветром сдуло, а куртку с меня, неожиданно, снял сам Змей. Я поежилась, он только иронически усмехнулся. Почему-то мелькнула мысль: если Спайк доживет до сорока, то он будет похож на этого человека, а вовсе не на своего отца.

— Ты же собираешься от нее избавиться, а нас, в лучшем случае, использовать как «наказание» для родителей. К чему весь этот дерьмовый пафос? — Белоусов подал голос, и, хотя говорил он тише, чем обычно, каждое слово было наполнено презрением.

— Юноша, если тебе неизвестно, что я буду делать, то не надо делать вид, словно это не так, — холодно ответил Змей.

В этот момент Новиков втащил кресла и усадил нас на них, а затем придвинул к каждому креслу по небольшому столику. Роль прислуги для малолетних пленников здорово его раздражала, но ослушаться он явно не смел. Я прониклась невольным уважением к этому странному человеку. Оставалось лишь выяснить, чего он хочет от нас. Или, вернее, что он собирается с нами делать. На этот счет меня мучили крайне, крайне дурные предчувствия.

Открывать эту, несомненно, важную тайну, Змей не спешил. Сначала он дождался, пока пожилой доктор осмотрит Стаса и установит, что ему ничего не грозит (несмотря на попытки сопротивления с его стороны). Затем — пока красивая ярко-накрашенная стройная брюнетка в восточном одеянии принесет нам поесть. Потом — пока мы поедим. Причем, он не оставлял выбора, принимать ли его угощение, и под напором властного голоса сдалась не то, что я, но и оба моих товарищей по несчастью. Более того: он даже заставил Новикова забрать у нас уличную обувь и принести всем троим по паре черных тапок. Спасибо, хоть не белых. И ковер заменить, точно таким же, но чистым. И лишь после всего этого, мужчина начал говорить, не сомневаясь, что мы будем внимать ему, словно жертвы гипноза. Змей он и есть Змей.

— Юная леди здесь по несчастливой ошибке, и, вопреки твоим, Максим, ложным представлениям обо мне, я не намерен лишать ее за это жизни. По крайней мере, если она не будет дурить. А она не будет, я уверен. Влада — умная девушка, насколько я могу судить, — то, что он знал, как меня зовут, заставило нервно вздрогнуть. — А что касается вас двоих… Да, вы — заложники, я этого не скрываю и более того, нахожу недостойной саму попытку скрыть эту важную информацию. Восемнадцать лет назад, когда вы оба были новорожденными несмышленышами, если вообще были, я и ваши отцы создали совместный бизнес. Не буду распространяться, в чем он заключался: вы не поймете, — Змей сделал знак девушке в восточном наряде, и она наполнила ему бокал виски, и протянула его. — Однако, он существовал благодаря совместной идее Андрея и Игната, но… на мои деньги. Если быть совсем честным, то сначала — на деньги моих родителей, и лишь потом на мои. Несколько лет полет был нормальный, мы все получали свои дивиденды и нарадоваться не могли на то, что сделали что-то сами, без помощи влиятельных семей. Но время шло. И эти два креативных молодых человека решили, что, раз идей я никаких не генерирую, то я им и не нужен. И совершили неудачное покушение, — он говорил это с затаенной грустью и мне на миг стало его жаль. — Я, к несчастью, не могу доказать, что это было их рук делом, но мы, уже к счастью, не в суде. Я выжил. Моим компаньонам это не понравилось. Была организована красивая подставная операция, в результате которой я оказался за решеткой. А бизнес стал принадлежать им. Впрочем, через еще несколько лет, благодаря собственным связям я инсценировал свою смерть в стенах тюрьмы и вышел таким образом на свободу. Лишь только кличка осталась старой… Змей… Вы, молодые люди, не сомневайтесь: ваши дорогие родители прекрасно осведомлены, что подставленный ими пятнадцать лет назад Виталий Агатов и Евгений Ревенюкодно и тоже лицо, — он холодно усмехнулся. — Только вот теперь вам придется отвечать за грехи отцов. Я и рад бы избавить вас от этой участи, но самое дорогое для родителя существо — это его ребенок. Впрочем, если мои бывшие друзья будут сговорчивы, то ничего с вами не сделается. А Влада… Побудет моей гостьей. Я питаю слабость к юным и наивным барышням. Даю слово чести: с ней ничего не случится против ее воли до тех пор, пока она будет хорошо себя вести. Если будет.