им глазам, логике и здравому смыслу, а не ему. Я же... Я понимала, что он испытывает ко мне лишь раздражение. Просто очень не хотела в это верить. И не верила. Дура. А во-вторых, что вы ему предъявлять собрались? Пока что у нас не сажают за то, что человек - подонок. Да и вряд ли будут. А в «разговоре по душам» он вас в лучшем случае пошлет подальше, а в худшем - на словах согласится, а потом обеспечит ваше увольнение. Да и мне достанется по максимуму. Какой смысл? Сам рано или поздно нарвется на кого-то, кто его сильнее. Такие всегда нарываются. Забавно: если бы я рассказала все - то причин посадить его стало бы очень много. Потому и не стала этого делать. Не то, чтобы я хотела оставить его безнаказанным. Просто хорошо понимала, что причинить вред этой женщине для него будет еще проще, чем причинить его мне. Ему она никто. А я абсолютно не желала, чтобы немногим людям, которым не все равно, жива я или нет, причиняли вред. Со мной пусть делает, что хочет. Кто я, в конце концов? Девочка-отличница, по которой никто особенно и плакать-то не будет. А у Марии Вениаминовны есть дети и внуки, которым она дорога. Да и не только они: эту женщину любили целые поколения учеников. За доброту, ум и умение заинтересовать предметом. И за то, что ее ученики всегда сдавали все экзамены. Пожилая преподаватель задумчиво смотрела на меня минут пять, по всей видимости, что-то для себя решая. И в конце концов, как и всегда, подтвердила мое мнение о себе, как о сильном и несгибаемом человеке: - Знаешь, Влада, я отношусь с уважением к твоему решению. Сейчас ты можешь только ждать, пока течение реки принесет труп твоего врага. Я не буду уверять тебя, что ничего не попытаюсь сделать с этим молодым человеком, но я обещаю тебе, что он просто не будет знать о том, кто пытается подтолкнуть мироздание к вправлению его мозгов. А ты, начиная с этой недели, будешь два раза в неделю оставаться в моем кабинете после уроков. - Зачем это? - удивленно распахнула глаза я. - Буду помогать тебе готовиться к экзаменам. Ко всем. Я хочу, чтобы у тебя получилось уехать из этого города, как ты всегда мечтала. Я растерялась настолько, что даже не стала отговаривать ее заниматься «подталкиванием мироздания». Вместо этого, я встала со стула, обошла парту и крепко обняла Марию Вениаминовну. Здорово это, когда кто-то хочет тебе помочь. На глаза снова навернулись слезы, а я, всхлипывая, благодарила ее за помощь. Вопреки обыкновению, я не пыталась отказаться. Готовиться рядом с умным эрудированным человеком, который всегда поможет, значительно проще, чем одной. Хоть будет, у кого спросить, если что-то не понятно. В тот момент, когда мы с учителем решили, что приходить я буду по вторникам и четвергам, потому что в эти дни у меня, как правило, нет работы, прозвенел звонок, и я вынуждена была выйти из класса. На пороге кабинета я столкнулась с Денисом. Парень широко улыбнулся, и театральным жестом пропустил меня, чтобы сначала я вышла, а затем уже он зашел. При этом я успела заметить, как он что-то кладет в открытый карман рюкзака. К сожалению или к счастью, но я торопилась на следующий урок, физику. Так что, пробираясь между одноклассниками Дениса к классу физики, находившемуся на первом этаже, решила посмотреть, что он сунул туда, уже на месте. Пройдя бесконечные коридоры и лестницы и периодически натыкаясь на школьников, страшно интересующихся, почему я такая мрачная и лохматая, я, наконец, пришла к кабинету. Как выяснилось, торопилась я зря: физички, Ольги Васильевны, еще не было. Зато были те, кого я так не хотела видеть. Белоусов и Мезенцев. От греха подальше, я постаралась забиться в ближайший угол и стать как можно более незаметной. На меня накатила паника, что он все знает. О чем я говорила с учителем. И это совершенно не добавляло мне ни хорошего настроения, ни уравновешенности, ни даже желания жить. Впрочем, я переоценила свою важность. Никто, кроме так и не выпытавших у меня, почему мы поссорились, девчонок, меня не трогал. А на них достаточно было огрызнуться и посоветовать спросить у самого Спайка, что произошло. Потому что это никто бы сделать не рискнул. Если Макс сам не хотел рассказать о чем-либо, то его и не трогали. Мне бы так. Только меня никто не боялся, к сожалению. От мрачных мыслей я решила отвлечься самым банальным для ботанички способом: открыть учебник и начать готовиться к уроку. Книги не предают, книги не бросают и не используют. Особенно учебники. Пока я искала нужный учебник, мой взгляд привлекла торчащая из переднего кармана бумажка. Там самая, что туда положил Денис. Я аккуратно положила ее между страниц все-таки найденного учебника, закрыла рюкзак, села на него по старой школьной привычке, после чего раскрыла учебник в том месте, куда положила записку и принялась внимательно читать. Почерк у Агатова оказался не слишком читабельным, но приглядевшись, я разобрала, что он мне написал: Слушай, Каштан, прости меня за навязчивость, но я же вижу, что тебе плохо и не с кем поговорить. Так почему бы и не со мной? Давай встретимся после школы. У меня семь уроков, последний - физ-ра, у тебя, я знаю, шесть. Я свалю с физ-ры, так что тебе даже ждать не придется. Можем в парке у входа встретиться. Если против встречи - позвони мне. Дальше в записке шел телефонный номер и подпись: Дэн. Хм. Его Спайк «Дэнчиком» называл. Странно все это. Впрочем, я, кажется, решила что в гробу и белых тапочках видала послушание по отношению к Белоусову. А значит, должна пойти и выяснить, что ему все-таки от меня надо, этому упрямому и упорно не желающему оставить меня в покое парню. На мой маневр с раскладыванием измятого куска листка из клетчатой тетради в учебнике внимания никто не обратил. Это хорошо, значит не будет лишних вопросов. Аккуратно смяв записку, я решила все же почитать учебник, но стоило мне начать пробегаться взглядом по первым строкам сегодняшнего параграфа, как к кабинету подошла Ольга Васильевна. Все, включая меня, резко встали, те, кто болтал, замолчали, да и из разношерстного сборища мы резко «превратились» в единое целое. Ольгу никто не любил, она вечно придиралась к ученикам, часто хамила и полагала себя кем-то вроде богини от физики. К тому же терпеть не могла опоздавших, при том, что сама опаздывала постоянно. Все это не прибавляло любви учеников к низкой полной женщине лет сорока пяти с ярко-алыми губами и взглядом цербера на страже адских врат. Меня она, впрочем, скорее любила, чем нет. Я никогда не опаздывала и всегда была готова к уроку. Она даже делала вид, что не знает, кто пишет контрольные за Белоусова и Мезенцева. Нас она поприветствовала фразой: «Проходите в класс и присаживайтесь», после чего все зашли и расселись по своим местам. Я намеренно зашла в числе последних, чтобы не столкнуться с «этими бандитами», как выражался Денис. Села я снова за последнюю парту. У меня получилось избежать внимания мальчиков, только Мезенцев периодически оглядывался на меня, вызывая ощущение омерзения своим сальным взглядом. В общем, дальше урок пошел своим чередом.