***
Я очнулась от ударов по лицу. Лежащая на ковре в собственной ванной. Открывать глаза не хотелось, но руки, что пытались привести меня в чувство, явно принадлежали парню или мужчине. Через полминуты до меня дошел полный злобы голос... Спайка? Да не может такого быть! От удивления, я даже сумела открыть глаза. Действительно, надо мной склонился крашеный блондин, и лицо его выражало крайнюю степень ярости. Увидев, что я очнулась он, наконец, перестал лупить меня по морде, и язвительно поинтересовался: - Ты что, решила красиво сдохнуть от несчастной любви?! Вконец крышей двинулась?! Я откашлялась водой, заливая ею пол и вдруг поняла, что он скорее всего делал мне искусственное дыхание прежде чем начал орать, язвить и раздавать пощечины. То есть, фактически спас мне жизнь. Зачем, черт его побери, зачем он это сделал?! Почему-то эта мысль, помимо раздражения, едва не заставила меня покраснеть. Влюбленные дуры -неисправимые романтики. Спайк пристально смотрел мне в глаза, ожидая ответа. То, что я была обнажена нисколько его не смущало, да и он, казалось, вообще не об этом думал. Его похоже действительно интересовало, почему я решила покончить с собой. Действительно, чего это я?.. - Действительно, чего это я, - язвительно вторила эхом собственных мыслей я. - У меня ну совсем нет причин устать от всего этого! Я поднялась, слегка пошатываясь, и завернулась в полотенце. Парень и не подумал мне помочь, лишь встав с колен. Очевидно, он полагал, что все, что был должен - уже сделал. Или просто считал, что, раз я встала, дальше сама справлюсь?.. Я не знаю. Я и раньше-то не могла понять, что творится в голове блондинчика, а теперь и подавно. Но, раз он здесь, наверное, я все-таки не чужая для него?.. Сама я, впрочем, не справилась. Едва завернувшись в полотенце, я снова начала оседать на пол, очевидно, неважно себя ощущая из-за недостатка кислорода. Меня словно ударило током прямиком в мозг: «А ведь, если бы он не приехал, я бы правда была мертва! Окончательно и бесповоротно!» Об этом свидетельствовало и мое состояние, и то, что Спайку пришлось взять меня на руки, и отнести на постель. Продолжать диалог до того, как я буду в месте, где меня не придется ежеминутно ловить, он в своей обычной манере категорически отказался. Совсем как раньше. В комнату он меня внес, словно мешок с картошкой, не очень аккуратно бросил на постель и деловито завернул в одеяло, неприязненно сморщив нос от запаха, исходившего от постели. Сейчас я его понимала: попытка суицида вытолкнула меня из апатии, и запах прокисшего пота уже не казался мне незначительной мелочью. После этого он наконец соизволил мне ответить на саркастическую фразу, сказанную в ванной до того, как я упала. - А что, есть? Я тебя просто бросил. Да, не очень гуманно, но черта с два ты бы от меня отвязалась в любом другом случае! Какого черта мне звонит твоя Света и говорит, что третий день не может до тебя дозвониться?! И кстати, где твоя крыса? Все предыдущие его слова прошли мимо моих ушей, лишь последняя фраза резанула по слуху. Я расплакалась в неизвестно какой раз за время всей этой истории, вспоминая похороны Сириуса. Кажется, именно смерть любимца толкнула меня на этот несомненно идиотский шаг и именно она отправила меня в депрессивно-апатичное состояние. Спайк смотрел на меня с явным раздражением, ожидая ответа и прожигая меня злым взглядом карих глаз. - А ты не знаешь? - ядовито поинтересовалась я, каким-то образом взяв контроль над голосом. - Уж наверное, если я спрашиваю, значит понятия не имею, что случилось с твоей зверюгой. Я мрачно выругалась, вызвав удивление у парня. Затем попыталась встать с постели, чтобы взять из книги на полке ту самую записку, и показать ему. Мне было интересно, что он на это скажет. Впрочем, Спайк мне встать не позволил, обеими руками усадив обратно на постель. Проследив за направлением моего взгляда, он понял, куда я собиралась, и сам дал мне в руки покрытую цветным облупленным лаком деревянную шкатулку, в которой я хранила бижутерию. Я не стала возражать против, видимо, своеобразной заботы и протянула ему искомое, вынув из нее: - Читай. Ну раз уж «не знаешь», что случилось с Сириусом. Он взял из моих рук клочок мятой клетчатой бумаги с явным скептицизмом, затем быстро проглядел его текст. Выражение его лица с язвительного переменилось на недоуменное. Затем он снова, более медленно перечитал записку, и оно исказилось от ярости. Он с силой ударил по моей тумбе кулаком и экспрессивно выругался. - Дура! Господи, Каштанка, какая же ты дура! Знаешь, кто так хорошо умеет подделывать мой почерк?! Да твой ненаглядный, мать его, Денис! Больше никто. Да и не только мой. Он до твоего приезда всей школе справки от врача липовые писал за бабки! А ему, между прочим, одиннадцать лет было.