, и к этому времени я чувствовала себя выжатой как лимон этими постоянными воспоминаниями, от которых не было спасения, и отрубалась без задних ног. Так продолжалось несколько месяцев, до начала зимы, когда я спала уже не по шесть-семь часов, но по два, по три, да и то урывками, потому что «приятные» сновидения совсем не способствовали отдыху. Скорее уж наоборот, я, словно жертва Фредди Крюгера, боялась спать и отказывалась ложиться, дожидаясь, пока от переутомления я не уйду в нездоровый тяжелый сон. Мое состояние очень беспокоило Марину, хоть она и спала как убитая и не просыпалась от воплей на всю комнату. Зато она видела, что я поздно ложусь, рано встаю, несмотря на хорошее трехразовое питание худею на глазах, и к тому же бледна, как недавно воскресшее привидение. Все вместе это давало вполне четкую картинку, которая ей не нравилась. С Белоусовыми я не пересекалась, не считая практически прекратившихся визитов Спайка в мою комнату. Да и единственное, что меня волновало в связи с ними, это то, что мать Максима куда-то пропала, потому что за несколько месяцев я, периодически все же видя его отца, ни разу не увидела её. Это настораживало. Как и то, что, стоило мне поднять тему моего освобождения отсюда, Спайк зверел и вел себя неадекватно. Он, кстати, тоже выглядел не ахти, все время был какой-то уставший задумчивый и раздраженный и не замечал ничего вокруг себя. Ни моего состояния, ни попыток Марины привлечь внимание к нему, ничего. Он даже периодически забывал менять одежду и по нескольку дней ходил в одном и том же. Это было совершенно непохоже на аккуратного, даже педантичного Спайка и потому нервировало. Да и Денис как сквозь землю провалился, насколько я знала от все той же вездесущей домработницы. Это продолжалось, впрочем, до тех пор, пока Спайку не пришла в голову весьма странная идея: проведать меня ночью, пока я спала. Ему «повезло», и он застал тот момент, когда я ворочалась на постели и кричала во сне, охваченная очередным мучительным кошмаром. Смутно помню, что мне снилось то самое изнасилование, но не так, как оно происходило в реальности, а так, как оно теоретически должно было выглядеть по мнению покойного Андрея. Проще говоря, передо мной разворачивалась невеселая картина, в которой четыре подонка пустили меня по кругу. Как назло, сон был до отвращения реалистичный и упорно не желал меня отпускать, так что Белоусову-младшему довелось, вероятно, увидеть самую неприятную сцену из тех, что разворачивались в гостевой спальне его дома, когда он не видел и не слышал. Я очнулась оттого, что он тряс меня за плечи и как-то испуганно, я бы даже сказала, ошарашенно шептал: - Каштан, проснись! Этого нет, это просто сон, все хорошо. Ты дома. Последняя его фраза по сути меня и разбудила, причем мгновенно и полностью. Сна не осталось и в голосе, только яд и злоба. - Я у тебя дома. Против своей воли. Спасибо, что разбудил. Сколько сейчас? Три, четыре утра? Если так, то за последний месяц это рекорд - обычно я, уснув в одиннадцать, встаю в два. Обеспокоенность парня как рукой сняло, и он раздраженно посмотрел на меня, отстраняясь. - Ты еще десять тысяч раз мне напомнишь о том, как не хочешь здесь находиться? Хватит уже. Лучше скажи, какого черта тебе снятся кошмары, от которых ты плачешь во сне и спишь по три часа в сутки, и почему я об этом узнаю только сейчас?! - повысив голос, проговорил парень. - Ммм... Например потому, что это тебя не касается, - ответила я лишь на последний вопрос. - Прекрати орать, Марину разбудишь. Она не виновата, что тебе непонятно зачем приспичило прийти сюда посреди ночи. - Меня касается все, что с тобой происходит, - холодно ответил он, окончательно отходя от моей постели. - Хотя бы потому, что я плачу этой дуре-психологу, а толку с этого, судя по твоему состоянию, никакого. Поднимайся накинь на себя что-нибудь и приходи на кухню, поговорим, - он вышел за дверь, уже на пороге крайне язвительно добавляя, - Раз уж ты так не хочешь беспокоить Марину. Не придешь через полчаса - придется мне говорить с тобой здесь. Я устало вздохнула, понимая, что спорить с этим недоделанным домашним тираном абсолютно бесполезно, и вылезла из кровати. Меня мутило после кошмара, да и холодный пот, осевший на коже и сделавший ее липкой и мерзкой на ощупь, совсем не радовал, так что я направилась в душ. Десять минут стояния под горячей, источающей пар водой несколько успокоили нервы и поумерили желание придушить заботливого хозяина дома. Так что я замотала волосы бледно-розовым махровым полотенцем, тщательно вытерлась, надела белье и такую же бледно-розовую пижаму, притащенную мне недавно Мариной, обулась в пушистые тапки-щенки и отправилась на кухню. Там обнаружился бледный, как и несколькими месяцами ранее небритый, уставший, курящий, судя по пепельнице, минимум десятую сигарету подряд Спайк. Он сидел за небольшим кухонным столом, где обычно ели мы с Маришкой смотрел в одну точку прямо перед собой и вяло теребил свои волосы, темные корни которых теперь виднелись отчетливо как никогда. Хотя раньше он так не запускал себя и всегда красил свою шевелюру до того, как корни станут заметны кому-либо, кроме него самого. Одет он был в синий халат, которого не было, когда он ко мне заходил, и стоптанные тапочки. Тут-то до меня и дошло, что не меня одну ночами мучает бессонница, именно она, вероятно, привела его в мою комнату. Он выглядел ничуть не лучше меня, а я, так же, как и он, ухитрилась этого не заметить. В каком-то смысле мы с ним стоили друг друга. Хотя, конечно, я никого не пытала и не спорила столь мерзким образом. Но я и не поблагодарила его за то, что он спас мне жизнь. Дважды. Хотя вроде как совершенно не должен был этого делать. В общем, мне стало его жаль, и я немного смягчилась, когда окликнула его, чтобы обратить на себя внимание. - Пришла, надо же, - вяло усмехнулся он, указывая рукой на стул напротив себя. - Присаживайся, нечего смотреть на меня как корова на новое седло. Я послушно села, впрочем, подгибая ноги под себя прямо на стуле и даже не сняв тапок. Мой маневр не вызвал со стороны хозяина кухни ни малейшей реакции, и я позволила себе подать голос. - Чего ты от меня хотел? Если поговорить - вот она я, говори. Даже внимательно слушаю. - Даже! Оу, Каштанка, ты делаешь мне одолжение? Как это мило! - язвительно проговорил он. - Ладно. Я просто хочу знать, как ты себя вообще чувствуешь? Неужели занятия с Елизаветой Константиновной вообще никак не помогают? Может, раз уж днем ты мне ничего не рассказываешь, то хоть посреди ночи, когда мы оба мучаемся бессонницей, будешь более откровенна. Все это он произнес так неожиданно искренне и с какой-то... заботой, что меня прорвало. Я начала рассказывать, что меня нестерпимо бесит эта психологиня, которая, как будто не помогает, а наоборот еще больше топит меня в воспоминаниях. Пожаловалась, что не могу больше сидеть в четырех стенах и уже сотню раз выучила все учебники наизусть, потому что спать я тоже не могу из-за кошмаров, которые упорно не оставляют меня в покое. Словом, я выплеснула все, что копилось во мне месяцами, отобрав у Белоусова таким образом несколько часов. Он слушал, не перебивая, только время от времени выдыхал дым в окно ото всех этих сигарет, которые курил не переставая да еще и пугающе быстро. При этом он, казалось, крайне внимательно следил за мной и воспринимал все, что я говорю. И ему это явно абсолютно не нравилось. Странные это были, на самом деле, ночные посиделки на кухне. И странно было то, что в тот момент я ему доверяла почти как раньше. Когда я договорила, уже светало, и Спайк занавесил шторы на окнах, чтобы сохранить доверительный полумрак. Потом вышел из кухни, попросив меня подождать, и вернулся с бутылкой виски. Затем достал из серванта два низких стакана, налил в один совсем чуть-чуть, а второй заполнил до конца. Первый он пододвинул ко мне, второй сразу же выпил залпом сам. - Выпей, тебе не повредит, - заявил он, вытирая рот рукавом и кивая на стакан. - А что касается всего, что ты рассказала... Я думаю, мы теперь немного изменим сценарий. Психолога я уволю, надо было раньше сказать. Терпеть не могу людей, которые берут деньги и ничерта при этом не делают. Я отрицательно покачала головой, отказываясь таким образом пить, и парень устало покачал головой, но настаивать не стал. - Что значит «изменим сценарий»? - поинтересовалась я, зевая. - То и значит. Я не буду больше держать тебя в четырех стенах. В конце концов, изначально я обещал выпускать тебя, просто с охраной. Но если ты надеешься, что я отпущу тебя домой, - то зря, пока этот двинутый недоумок жив и свободен, а ты живешь в нашем городе, этому не бывать. Но вы со Светой повидаетесь наконец, это я обещаю, и сидеть дома ты больше не будешь. Мне кажется, это тебя в какой-то степени убивает и не дает справиться с пережитым. Равно как и... психолог. - Почему тебе так важно, чтобы я с чем-то там справилась? - на удивление беззлобно спросила я. - Потому что во всем этом дерьме есть нихуевая доля моей вины. Вел бы себя иначе - этого бы не случилось. Вот и все. Ладно, иди спать, иззевалась вся уже. А мне, - он посмотрел на часы на своей правой руке, - уже явно пора собираться и идти грызть гранит науки. Я действительно сидела, пытаясь заставить глаза не слипаться, и постоянно зевала, так что ушла, пожелав ему удачи в школе. И что удивительно - я проспала в тот день и завтрак, и обед, и мне не приснилось ни единого кошмара.