й соседке по комнате, что она ведет себя отвратительно. Только воспитание и нежелание портить Свете аппетит удерживали меня от этого глупого и опрометчивого поступка. Больше ничего. Но этого оказалось достаточно, так что, когда девушка доела и оплатила счет, мы проводили ее до «Ландыша» практически в гробовой тишине, а потом я тепло обняла ее на прощание, шепнула на ухо извинения за Марину и пообещала, что, когда все это закончится, обязательно нормально посижу с нею где-нибудь. Без посторонних и без язвительности на пустом месте. Девушка благодарно улыбнулась, холодно кивнула на прощание моей спутнице и ушла обратно работать. Мне оставалось лишь печально вздохнуть ей вслед. Я совсем, совсем не так представляла это поездку. Впрочем, все было лучше, чем то, что было раньше, так что я не жаловалась. И решила подождать с выволочкой Марине до того, как мы приедем обратно в особняк Белоусовых. Обратный путь проходил в тишине, поскольку мне не хотелось говорить с особой, выполняющей роль моего конвоира-водителя, после того, как холодно она себя вела с дорогим для меня человеком. Вместо бессмысленной болтовни я погрузилась в себя, время от времени поглядывая в окно, с нетерпением ожидая, когда мы прибудем обратно и я смогу высказать этой... девушке все, что я о ней думаю. Ругаться в машине не хотелось, поскольку мне казалось, что это может спровоцировать аварию, а аварии я не желала. Совсем. Впрочем, ни через десять минут, ни через двадцать пейзаж за окном не начал напоминать дорогу к Спайковскому особняку, и мне становилось откровенно не по себе. Правда, недостаточно для того, чтобы поинтересоваться у Марины, какого хуя происходит. Да и охранники не подавали виду, будто бы что-то было не так. Однако моя паранойя не давала мне покоя, и я мучилась, придумывая вские логичные и не очень обоснования того, что мы едем черт знает куда. Разрешил мою дилемму внезапный телефонный звонок. Услышав мелодию моего телефона, Марина тихо чертыхнулась, а я не замедлила с тем, чтобы ответить. Звонил Спайк. - Привет, Максим, что-то случилось? - поинтересовалась я, имея ввиду причину его неожиданного желания пообщаться. - Да нет, ничего, к счастью. Ни плохого, ни хорошего. Я просто хотел спросить, вы скоро там? - Минут через десять будем, - сама не зная зачем солгала я. - А что? - Хотел отвезти тебя на каток. Я же обещал, что ты больше не будешь сидеть дома безвылазно. Я помню, ты любишь коньки. - С чего такая щедрость? - язвительно полюбопытствовала я, краем зрения отмечая, что Марина свернула и теперь ехала по уже знакомой местности, причем довольно близко к месту назначения. Я облегченно вздохнула про себя: значит, просто выбирала путь покороче. Все нормально. Вдох-выдох. Это паранойя, а не интуиция. - Просто так. Настроение у меня хорошее. Ты против? - Нет. - То есть мы поедем на каток? - Поедем, - согласилась я, желая согнать с себя подступившую от необоснованного подозрения панику. В конце концов, и поругаться с ней, и объяснить Спайку, что он ужасно непоследователен, я смогу и потом, а сейчас мне нестерпимо, эгоистично хотелось отвлечься, забыться и выпасть из кошмара в нормальную жизнь. Ладно, в иллюзию нормальной жизни. Смутную иллюзию. Мне хватит. Все лучше, чем трястись из-за каждого непредвиденного события в своей жизни, опасаясь, что вроде как дружелюбно настроенный и не совсем чужой человек окажется связанным с так и не найденным Агатовым. Да и вообще, паранойю стоило бы приглушить хоть чем-то, а негативные воспоминания «переписать» позитивными. Вот какими-то такими соображениями я и руководствовалась, принимая предложение покататься с человеком, который не так уж и давно расписывал мне, как я ему надоела и какой он меня считает никчемной и бесполезной. Жаль, что я так ярко это помнила, и жаль, что это помешает представить, словно все по-прежнему, а с Денисом я даже не знакома. В общем, в спайковское жилище я зашла только за коньками, подаренными когда-то им же, да снять водолазку и свитер, поскольку катание предполагало физические усилия, сами по себе оказывающие нехилый согревательный эффект, и дополнительные утепления в виде одежды под курткой были не очень нужны. Только хуже сделают, поскольку я вспотею и в результате получу немалый риск заболеть какой-нибудь пневмонией. А я хотела положительных воспоминаний, счастливых. К которым длительная болезнь никак не относилась. Сам Белоусов приехал чуть-чуть позже нас в машине отца, и встретил меня почти радостной улыбкой. Одет он был на удивление легко, даже легче, чем Марина, но к его разгильдяйству в этом отношении я была привычной, так что просто улыбнулась в ответ снова облаченному в черное парню. Кстати, свои коньки он искал долго, нудно, и могло бы быть так, что безуспешно, но я вспомнила, что старую обувь он часто складирует на чердаке, и предложила поискать там. Как ни удивительно, я угадала, так что из его дома мы выносили две пары коньков: его черных, и моих бежевых, слегка потрепанных. И его настроение на самом деле было выше, чем обычно, он даже как будто немного посвежел и больше не выглядел таким усталым. На мои расспросы парень лишь отмалчивался и тепло улыбался, отчаянно напоминая мне своим поведением о старых временах. Что-то его обрадовало, и, судя по тому, что у меня получилось выпытать, пока мы ехали в машине, это что-то не было связано с поимкой Дениса. А жаль, потому что данное событие позволило бы мне разделить его радость и перестать злоупотреблять его гостеприимством. Впрочем, выпытать у Спайка то, о чем он не хотел говорить, всегда было практически невозможно, так что я смирилась с собственным неведением. На катке, расположенном на изрядно промерзшем городском озере, было на удивление безлюдно. Кроме нас и мамы с маленькой дочкой никого не было видно. Это катание и правда обещало быть похожим на старые добрые времена, когда в декабре мы практически всегда часами молча катались на коньках, а я все время падала и роняла вместе с собой Спайка. То есть чем-то волшебным, веселым и не имеющем отношения к жизни, начавшейся после августа. И разве нужно было еще что-то для того, чтобы немного забыться? Мне - нет. А Спайку - не знаю. Когда мы приехали, он, как и раньше, помог мне надеть коньки в здании проката, где все обычно и переодевались тоже. Я этого делать никогда не умела: у меня шнурки путались между собой, нога болталась в коньке, и если я шнуровала их сама, то неизменно падала через каждые полметра, утаскивая за собой всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Не знаю уж почему, но я не ожидала, что он вспомнит об этой моей «особенности», однако он даже не дал мне попытаться сделать это самой, пошутив, что не хочет вернуться с катка весь в синяках. А потом мы катались, наблюдая, как на улице стремительно темнеет, смеялись, вспоминали какие-то забавные случаи из прошлого и, словно сговорившись, не упоминали ничего, что могло напомнить о Денисе и обо всем, что с ним связано. Равно как и о разговоре в заброшенном школьном кабинете. Наверное, это было неправильно и в изрядной степени лицемерно, но вдруг оказалось, что он, как и я, совсем не против ненадолго повернуть время вспять, даром что это было невозможно. Спайк даже позволял себе жесты, которые можно было назвать как минимум дружескими. Заправлял мне волосы в шапку, когда они из нее выбивались, отряхивал меня от снега, ловил, когда я в очередной раз падала, удерживая на ногах. Словом, вел себя так, словно ничего и никогда не говорил мне такого, от чего хотелось совершить самоубийство. Не говоря уже о том, что он делал, этого ведь тоже словно не было, если судить по его поведению на катке. Это несоответствие вместо того, чтобы радовать, тяготило меня. Постепенно оно все больше и больше портило мне настроение, в какой-то степени даже злило. Нет, я не стала устраивать ему скандал. Слишком уже бессмысленно это было бы. Я просто нарушила давнюю традицию не разговаривать во время таких катаний, заменяя речь мимикой, жестами и смехом. - Максим, я замерзла и, наверное, не хочу больше кататься, - произнесла я, стараясь никак не дать ему понять, что меня расстроило. Впрочем, зря. Этот человек по-прежнему понимал меня с полуслова, и стоило мне подать голос, как он пристально на меня посмотрел. - Каштан, объясни мне, что тебе сейчас-то не нравится, а? - раздраженно поинтересовался Спайк, резко на одном коньке разворачиваясь в мою сторону. - И даже не думай отвечать «ничего», ты полчаса уже мою спину взглядом сверлишь! - Я... просто... - я замялась, - просто неправильно все это. После того, что ты говорил тогда, в классе. Не говоря уже о том, что делал, - сдалась я, не став пытаться сделать хорошую мину при плохой игре. - Угу, особенно после того, как я дважды спас тебе жизнь, - язвительно заметил парень, отчего мне стало иррационально стыдно за вполне нормальные чувства. - Я повторяюсь: это было необходимо, так поступить. Или ты еще не поняла, что у меня были свои мотивы, м? - Я... благодарна тебе за то, что ты не дал мне наложить на себя руки, Максим, и уж тем более благодарна, что ты вытащил меня из этих застенок Инквизиции, которые Денис у себя устроил. Только вот воспоминания не сотрешь. Особенно если учесть, что ты не желаешь говорить, что за «свои мотивы» у тебя были, - на удивление взвешенно и честно ответила я, нервно елозя коньком по льду. - Не желаю, - устало согласился он. - И даже готов признать, что ты в чем-то права. Пошли, сядем