— О, брат, не ведаешь ты вероломства людского, — поморщился Остри. — Уж я то повидал его на своем веку немало. За злато отец на сына и сын на отца нередко руку подымает, а ради наших богатств гномьих несметных и полсотни гвардейцев императору, поди, не жалко… Зато знатный повод для войны праведной и почитаемой. Ох, надо проверить эту парочку…
— Добро, коли надо, проверим. Наши маги, поди, хоть и слабосильные, но язык расплетать сноровку имеют похлеще имперских ученых.
— Значит, ты их тут покинь до времени, и соглядаев хороших поставь, а за ар-Сталька мы еще отомстим, — губы Остри сжались в жесткую линию.
— Вечером сего дня отходим, — Стар поднялся из-за стола. — Приходи к моему дому, когда архольт станет серым.
— Добро! — мрачно ответил Остри, погружаясь в тяжкие раздумья. Внезапно он встал, словно решившись на что-то, и уверенной походкой, словно и не было выпито за полдня доброго десятка литров эля, вышел из трактира.
Уединившись у себя дома, он снял чехол с боевого топора, встал на колени, обхватил лезвия ладонями, прислонился лбом к топорищу и зашептал слова Смертельной Клятвы Отмщения, издавна считавшейся у гномов самой запретной и страшной.
— Клянусь кровью, красной, как пламя мести, клянусь сердцем, твердым, как клинок мести, клянусь именем своим, единственным, как сама месть. Клянусь искать убийц Сэймана ар-Сталька, кровного брата моего, и воздать должное им за злодеяния их, пусть путеводная нить отмщения ведет меня к цели, а дух мой, коли суждено мне погибнуть ранее, довершит мои начинания, иначе род мой постигнет презрение и упадок.
Он замолк и резко провел ладонями по лезвиям топора — два глубоких шрама оставили на мозолистых ладонях Остри, сына Грари, неистребимую памятку о Смертельной клятве. Нити Судеб сплелись в еще один узел, который невозможно было развязать. Мертвые узлы не развязываются, они лишь разрубаются клинком, каленым наконечником стрелы или широким лезвием боевого топора, сотни раз пропитанного желанной неприятельской кровью. В каждом изгибе мертвого узла читается слово "Месть!", а от того он страшнее, чем обычная смерть.
***
Вечно серые каменные стены имперской Академии стремительно проносились мимо боевого мага, уверенно шагавшего по знакомым унылым коридорам. Шаги гулко отдавались в пропитанном влагой воздухе и, опережая идущего, уносились вперед. Массивные стреговые двери, обитые золотом и даже серебром почтительно распахивались перед почетным выпускником Академии, знак Волка служил беспрекословным пропуском в большинство помещений.
Распахнулась очередная дверь, и на Аркина повеяло запахом столетней пыли и каким-то неповторимым древним духом, который присущ только книгам. Лишь книги с их неизменным грузом сведений и знаний обладали таким запахом, и Аркин невольно расширил ноздри, стремясь впитать в себя всю мудрость старой библиотеки вместе с этим сладостным, всегда желанным запахом. Чувство восторга, опьяняющее ощущение истины, сокрытой здесь, всегда овладевало молодым волшебником, лишь он переступал порог этого зала.
Согбенный старец, глядя на Аркина подслеповатыми близорукими глазами, печально усмехнулся и прокряхтел:
— Привет тебе, почтенный выпускник нашего ордена, старый Хьери всегда рад тебе.
— Здравствуй, хранитель Хьери, я тоже рад тебя видеть. Мне необходимо в Серебряный Архив. Вопрос с Архивариусом улажен.
— Мне это ведомо, почетный выпускник, я провожу тебя.
Аркин лишь кивнул, удивляясь формализму в словах старика. "Почетный выпускник… — думал Аркин. — С чего бы это он меня так называет? Вроде, задеть не хочет, наоборот… Но зачем?"
Узкая винтовая лестница вела вниз, то и дело от нее ответвлялись узкие коридоры с яркими надписями на дверях: "алый", "синий", "черный", "золотой", "серебряный"… Стоп. Старик свернул в отливающий серебром коридор и остановился у тяжелой литой двери из чистого серебра.
— Эх-хе-хе… — покряхтел хранитель, — пароли-то уж каждую седмицу меняют, время военное, смутное…
Старик устало взмахнул рукой, и дверь послушно отворилась.
— Прошу, — он сделал приглашающий жест. — Когда соберешься уходить, позвони в колокольчик у двери.
Аркин вошел. Дверь тотчас захлопнулась, и послышались удаляющиеся шаркающие шаги.
Серебряный Архив. Восемнадцать залов, посвященных великой и смутной третьей эпохе. Сочинения эльфов, троллей, только начинавших осваивать культуру письма людей, и еще неведомо когда исчезнувших рас. Четвертая эпоха — полная господство эльфов. Десяток тысяч лет прошел с момента ее окончания, а книги целы, сохранились, словно неподвластные времени.
Аркин напрягся, щелкнул пальцами и облегченно вздохнул: система знаков в архиве осталась прежней — перед ним появился точный перечень всех рукописей, хранящихся здесь.
— Так, так, так… — бормотал маг, тыча пальцем в мерцающие надписи, — высшие эльфы, залы третий-восьмой.
В третьем зале ровными рядами стояли легкие, полупрозрачные фолианты, хотя "легкий фолиант" звучит странновато, но, тем не менее, бумага высших эльфов отличалась исключительно малым весом. Ее секрет теперь утерян безвозвратно, сгинул, вместе с создателями. Сияющие ровным белым светом тома были обтянуты кожей давно исчезнувшей рептилии, известной, как солнечная змея. От книг веяло непоколебимой силой и спокойствием. Всякий раз, когда Аркин приходил сюда, его охватывало чувство зависти, белой зависти к создателям неповторимой красоты, он поклонялся эльфам и безмерно их уважал. Вот и сейчас он заворожено застыл, не в силах сопротивляться скрытому могуществу книг.
Опомнившись, Аркин суетливо повел рукой и перед ним тотчас заискрилась огнем пригласительная надпись с предложением произнести требуемое для поиска предложение.
— Сэйман ар-Стальк, — ровным голосом сказал маг.
Искрящаяся надпись мгновенно сменилась: "Сорок седьмой ряд, том номер восемьсот пять". Аркин щелкнул два раза, и нужная книга плавно выплыла с полки и аккуратно легла на единственный в зале стол.
Устроившись в удобном кресле, маг дал команду отлистать на нужную страницу. Полупрозрачные, мягкие страницы тихо зашелестели, замелькали пестрые символы позднеэлфийского, яркая стрелка из ниоткуда указала на строчку: "Летопись Великого Противостояния Света и Тьмы". Опять замелькали страницы, стрелка указала: "Тема 47, стих 19". Перевернулось еще пару страниц и стрелка превратилась в несколько полосок, нависших низко над бумагой. Они подчеркивали коротенькое четверостишье:
"… Воин Света яркой бурей
Пролетел над Краем Снов.
Разорен жестокий улей,
Много в пыль легло голов…"
— Вот те раз… — пробормотал Аркин, где ж тут ар-Стальк? Эльфы, конечно, неизмеримо выше нас, но у высоких с их неизменной поэзией конкретики маловато, м-да. Ладно, попробуем разобраться… Так, Край Снов — это, понятно, Старшее королевство. А что это за жестокий улей такой? Хм… Улей… улей… А! Точно! Они так сумеречных эльфов называли: "черные пчелы". Это уже лучше, битва там была, что ли? Посмотрим… — он коротким движением кисти скомандовал поиск и через секунду прочитал: "Третья эпоха, битва при Альстреме". Ну да лучше у сумеречных эльфов поискать, они ребята поконкретнее. Так, восемьдесят пятый ряд в десятом зале.
Десятый зал разительно отличался от третьего: насколько тот был безмятежен и спокоен, настолько этот был мрачен и тревожен. Призрачные серые книги, словно чьи-то потерянные души нехотя выглядывали из-под нависших полок. От черных корешков исходила неутоленная жажда крови, и каждая алая руна пылала гневом.
"Битва при Альстреме. Великая война", — прочел Аркин на обложке легший на стол книги. Темные грязно-серые страницы мрачно засветились алыми рунами, тревожно засверкали изумруды заглавий.
"… когда мы почти придушили этих заносчивых выродков, почему-то называющих себя высокими (гордецы и недомерки, как я жалею, что ТАКИЕ эльфы пока еще обитают в нашем Ренаре), грянул последний решающий бой у стен их главной "несокрушимой" твердыни Альстрема. Нас было втрое больше! Пятьсот тысяч против жалких ста пятидесяти. Да мы должны были их раздавить, смять, вбить в стены их крепости, размазать по мостовым их отвратительной сияющей столицы! Над нашим строем гордо строем гордо развевался алый стяг с атакующим черным единорогом, а наш повелитель гордо обходил рвущийся в атаку строй. Вот-вот, еще немного, и — долгожданная победа!