Мою словесную благодарность за помощь на стрельбище он ловко вывернул в свою пользу. Снова. Уйти бы уже с этого моста…
Меня пробирает холодный пот, бездумно шарю взглядом по скалистым рытвинам, рассматриваю вязкую черноту пропасти, и кажется, моё воображение рисует то, что ему хочется видеть. Я наслышана о дурацких историях, которыми обросло легендарное Бесстрашие. Могу поклясться, что слышу тихий, скулящий плач, который поднимается вверх, резонирует от каменных стен Ямы, превращаясь в ледяной, протяжный вой. Всё можно объяснить логически, но я борюсь с желанием сесть прямо на настил и закрыть руками глаза и уши.
— Души неофитов, которых я сбросил в пропасть? — Эрик кивает вниз, смеётся, замечая всё гамму ужаса, которая наверняка расцвела на моём лице. — <i>Так</i> про меня говорят?
— Разное говорят. Я не прислушиваюсь, — голос сел, я кашляю, прочищаю горло, скованное липкими щупальцами страха. Про души убиенных неофитов я слышала, слышала восторженное щебетание молодых лихачек на плановых осмотрах. Темы обсуждения — сам Эрик, его внеземное обаяние, физические возможности и умения, далёкие от профессиональных. На время их предельно откровенных душевных излияний я стараюсь отключать мозги. Меня это не касается.
— Пошли, — он освобождает проход, кивает мне, зовёт следовать за ним. Я почти счастлива сойти, наконец, с этой хлипкой железки. — Покажу кое-что.
Едва заметная ниша в стене оказывается полузаваленным проходом, Эрик подаёт мне руку, чтобы я не упала в темноте на камни. Иду, как в тумане, даже не думая противоречить — как-то слишком легко ему удалось разрушить мои планы на спокойный отдых в своей командировочной квартире, закрывшись от мимопроходящей пьяни на семь замков. Досадно сознавать, что самый молодой Лидер Бесстрашия действует на меня почти так же, как и на остальных; хорошо, что способность к анализу происходящего ещё не покинула меня.
Ступени крутой лестницы, ведущей строго вниз, больше напоминают сколотые наспех выступы в породе — никто не позаботился об удобстве и безопасности тех, кто будет пользоваться ей. Лестница узкая; справа — скользкие скалистые стены, покрытые моросью, слева — ничего, пропасть с мерной капелью горной реки, разбивающей густую, вязкую тишину между нами. Лидер идёт на ступень впереди, изредка оглядывается через плечо, проверяет, не затерялась ли я по дороге. За очередным поворотом меня накрывает шум — вода льёт сплошным потоком, а свет едва пробивается откуда-то сверху, рисуя радугу в мутной россыпи брызг. Пройти сухой через этот перевал почти невозможно.
— Осторожно, скользко, — Эрик предупреждает меня в ту же секунду, как я делаю очередной шаг и теряю равновесие. Моя реакция спасает меня от падения спиной на острые сколы камней — я хватаюсь за его плечо, как за спасательный круг.
— Скользко, говорю, — повторяет он, как неразумному дитя.
— Очень вовремя, — я лишь закатываю глаза, но продолжаю держаться. За каким чёртом я сюда полезла? Ноги себе переломать?
— Строго за мной иди. — У кромки водопада он снимает с плеча мою ладонь и крепко сжимает в своей; мои тонкие пальцы в ней почти тонут. Гром бурлящего потока такой оглушительный, что Эрик повышает голос до крика. — Чуток намокнуть придётся!
Ещё раз проклинаю своё смиренное согласие потащиться за ним в неизвестность. Хотя был ли у меня выбор? Каждая фраза, брошенная им невзначай, воспринимается приказом.
Следую за ним шаг в шаг, прижимаюсь лопатками к сырому камню, чтобы бурный поток не смыл меня вниз. Влажность сто процентов, дышать тяжело, кажется, что уши забиты ватой, а удары плотных водяных струй отдаются у меня в грудине. Чувствую прикосновения ледяной воды к выставленной вперёд свободной руке, к саднящим после боя в Дружелюбии коленям, мокрая майка облепляет вздыбившиеся от холода соски, а волосы теперь беспорядочно вьются от влажности. Обратно самой мне точно не выбраться.
Перевал заканчивается ровной площадкой, заваленной плоскими камнями в порядке хаоса. Мы на дне пропасти. Тёмная река ползёт ленивой живой лентой в глубокую расселину в скале — бурлящие, шумные потоки остались позади. Здесь холодно и темно, я вижу ржавую кишку моста далеко над своей головой; снующие по нему лихачи кажутся отсюда мелкими, чёрными насекомыми. Какое здесь расстояние? Тридцать метров? Сорок? Сколько времени мы вообще шли? Мышцы голеней ноют от непривычного напряжения, убираю вбок сосульки мокрых волос, обнимаю себя руками, чтобы согреться и спрятать слишком очевидные под мокрой тканью очертания груди.