— Сказал же, вернусь за тобой, — в родном голосе больше усталости и досады, чем злости. Глотка связана узлом, мне уже нечем плакать, тело бьёт мелкая дрожь, я обнимаю его так крепко, насколько хватает сил, до тянущей боли в мышцах, до хриплого воя в пересохшем горле.
— Эрик! — Он жив, остальное разом потеряло для меня значение. — Мне сказали, что ты… Там же… — смотрю вниз, где на дне каменного мешка пропасти покоится два вражеских тела, один из которых нашёл этот тайный, полузаваленный проход, мнимый гарант моей безопасности.
— Бегут, как крысы, в любую щель лезут. Идти можешь? — Я киваю в ответ. — Давай. Надо выбираться.
Позже я узнала, что из завалов выбрались не все — хлынувшие от взрыва подземные воды унесли жизни нескольких десятков лихачей. От мысли, что имя Лидера могло оказаться среди имён, выбитых на мемориальной табличке у главного входа фракции, я до сих пор не могу спокойно спать по ночам. Бесстрашие удалось отбить с помощью добровольческих отрядов соседних фракций, а оставшиеся бойцы повстанческого движения во главе с Эвелин Джонсон были переданы суду Объединённых фракций. Я слышала, что тюрьмы переполнены, и что Макс с Джанин тайно подписали несколько десятков смертных приговоров. В Дружелюбии и Искренности это однозначно вызовет большой резонанс, и спокойных времён нам не видать ещё очень и очень долго. Тобиас Итон, Беатрис Прайор и кучка бывших Бесстрашных покинули город, перебравшись за Стену. Никто не стал им мешать.
Сегодняшнее перемирие, торжества по случаю победы и чествование командного состава — лишь небольшая передышка. В составе делегации от Эрудитов я увидела Колтеров — глава семьи сдержанно пожимал руку сыну, и своего отца, беседующего с Максом. Нам предстоит многое справить и переосмыслить, а угроза войны всё ещё реальна — изгоев, способных держать оружие осталось мало, но мы ни в чём не можем быть уверены.
— Добро пожаловать в семью, — Старший Лидер хлопает меня по плечу, напоминая мне, что я остаюсь в Бесстрашии, пока смерть не разлучит меня с одним из его ближайших заместителей. Так говорили в старых довоенных клятвах.