— Не направляй оружие на человека, если не собираешься стрелять. Это первое правило, — он берёт моё запястье и заставляет опустить руку с пистолетом вниз. Я не заметила, как рефлекторно выставила его дулом вперёд. — Тут надо чётко понимать, что ты делаешь. И чувствовать.
Эрик забирает оружие из моих рук, придирчиво осматривает, я же в этот момент не менее придирчиво осматриваю его. Гладко выбрит, опрятно стрижен, а лидерские татуировки на мощной, как колонна, шее, добавляют ему лоска и статуса. Он знает себе цену, это видно по небрежной свободе его движений, по гордо расправленным плечам, по едко поднятому уголку губ.
— Могла бы обратиться.
— Я никого здесь не знаю, — звучит, как оправдание, хотя я пытаюсь добавить голосу больше строгости.
— Ну, меня-то ты знаешь, — он улыбается, переводит взгляд на меня; две чёрные бусины у него над бровью гладко бликуют в приглушенном свете, смотрю на них, цепляюсь, как за спасательный круг.
— Не думаю… — звучит двусмысленно, потому завершаю фразу, — что у тебя есть время со мной возиться.
— Я отвечаю за внешние связи. С Эрудицией в том числе, — Эрик разворачивается ко мне боком, становится за стойку на одну линию со мной, не глядя, тянет мне оружие рукоятью вперёд. — Значит, так. Проверяешь патроны. Вот здесь кнопка, — мне на ладонь выскакивает обойма, — передёрни затвор, убедись, что в патроннике не осталось патрона. Вынь их из магазина, — стараюсь не тупить, выходит неважно, кручу в руках чёрный прямоугольник, как обезьяна, пока патроны не посыпались на стойку из моих неловких пальцев. — Вставляй обойму назад до щелчка. Сними предохранитель, флажок опускаешь вниз. Запомнила? — Он резко поворачивается ко мне, я рассеянно киваю. У него острый профиль и чуть вздёрнутый нос, покатый лоб и выдающиеся надбровные дуги, как у неандертальца. Совершенно не в моём вкусе, да и не понимаю, с какой стати я его оцениваю? Последствия контузии, не иначе. — Да ты не на меня смотри, а на пистолет! Постреляем холостыми пока, а то вторую руку покалечишь.
Мне кажется, каждый мой мускул наливается свинцом, стою, как деревянная, когда Лидер поправляет мне стойку, легко бьёт коленом под колено, чтобы я их чуть согнула, сгибает мне руки в локтях, даже палец поправляет на рукоятке.
— Да расслабься ты! — звучит где-то в районе макушке, но мне от такого вторжения в личное пространство не по себе; организм, как по команде, реагирует совершенно наоборот. Я — мошка, попавшая в липкие паучьи сети, ни пошевелиться, ни сдвинуться на шаг не могу. — Стой ровно. Сведи мушку с целиком так, чтобы мушка встала посередине.
От обилия новых для меня терминов трещит голова. Эрик в своём деле профи, и это не может не вызывать уважения; заточка под Эрудицию дала ему явное преимущество для такого карьерного взлёта. Я слышала, что его считают самым молодым Лидером фракции за всю их историю.
— Чтобы попасть, не ожидай выстрела, целься и плавно нажимай на спусковой крючок. Не смотри, куда летят гильзы, и не смотри, куда попала пуля, смотри только на мушку.
Слышу щелчок, оружие отдаёт вдоль руки до локтя лёгкой вибрацией. С непривычки мне трудно, спусковой крючок тугой, начинаю сомневаться в том, что вообще осилю эту науку. Я привыкла людей спасать, а не стрелять в них, конченый пацифист из Отречения плачет во мне кровавыми слезами. Я могла бы поддаться своей панике, бросить всё и позорно уползти в свою нору, но не сейчас. Нас учили контролировать эмоции, воспринимать мир через призму логики и фактов, и пусть мне это давалось сложнее, чем другим, я справлюсь. Мы не выбирали время, время выбрало нас, и распускать сопли я не имею права.
— Вставляй патроны, — наверное, я слишком глубоко задумалась и не заметила, что Лидер, сложив на груди руки, с едким скепсисом смотрит на мои жалкие потуги совладать с огнестрельным. Вспоминаю, где кнопка, сама, без напоминаний вытаскиваю пустой магазин, собираю в кучку латунные эллипсы, пытаюсь затолкать их в обойму. — Да не так, круглый край вперёд!
Глубоко выдыхаю, приказываю себе собраться, вставляю двенадцать штук один за другим, пытаюсь передёрнуть затвор. Не выходит, слишком туго.