Перед тем как лечь спать, Тео забрался на верхушку баллона и долго стоял на ветру на крохотной обзорной площадке, высматривая опасности, но так ничего и не увидел. Только несколько пустынных городков двигались в разных направлениях, волоча за собой длинные шлейфы пыли, слишком занятые своими заботами, чтобы обращать внимание на посторонний дирижабль. И в небе тоже было пусто, если не считать далекого воздушного поезда, который шел на юг, сверкая на солнце, словно янтарное ожерелье.
Тео вздохнул. Ему почти хотелось, чтобы на них напали пираты или наемные убийцы и он смог бы доказать свою нужность леди Наге и капитану Распутре. Он представлял себе, как снова совершает героический подвиг (благополучно забывая, какого страху натерпелся на борту супермоскита). Слухи о нем пойдут по птичьим дорогам и в конце концов дойдут до Рен. Правда, когда он попробовал вообразить Рен, вместо нее увидел мысленно лицо хорошенькой прислужницы Рохини.
Леди Нага, она же Энона Зеро, у себя в каюте опустилась на колени, склонила голову, сложила вместе запятнанные реактивами ладони и начала молиться. Она не ждала, что Бог ответит, – по ее мнению, мир устроен иначе. Но Его присутствие она ощущала очень отчетливо с той давней ночи на Облаке-9, когда была совершенно уверена, что сейчас умрет. Бог дал ей силы, утешение и мужество. Самое меньшее, что она могла предложить в ответ, – это молитва.
И потому она шептала благодарственную молитву за гостеприимство Загвы, за доброту королевы, епископа и маршала Кхоры. Благодарила за отвагу Тео Нгони и просила, чтобы с ним не случилось ничего плохого в этом их тайном путешествии, похожем на бегство. Тут ее отвлекла неожиданная мысль. Жаль, что ее муж не так молод и хорош собой, как Тео…
Она открыла глаза и посмотрела на портрет Наги, который держала возле своей койки: искалеченное тело затянуто в механический доспех, обветренное лицо цвета охры скривилось в неумелой улыбке. Каждый раз, глядя на этот портрет, она думала: за что этот человек ее полюбил?
Она его не любила. Была благодарна за защиту и радовалась, что Зеленую Грозу возглавил порядочный человек. Потому и не смогла ответить «нет», когда он попросил ее выйти за него замуж. «Конечно», – сказала она и с этой минуты пребывала в состоянии глухого изумления, пока не оказалась в красном свадебном наряде и, привстав на цыпочки, не поцеловала своего – теперь уже – мужа в присутствии огромного множества офицеров, жрецов, подружек невесты и нервничающего христианского священника; его за большие деньги привезли на дирижабле из какого-то стационарного поселения на островах Западного Архипелага – одарить новобрачных благословением нового бога Эноны…
От воспоминаний ее отвлек тихий стук в дверь. В каюту вошла Рохини, как всегда молчаливая и застенчивая. Энона села за складной туалетный столик и распустила волосы, чтобы служанка могла их расчесать. При свете лампы кончики волос поблескивали каштановыми бликами – напоминание о том, что ее предки, вероятно, были американцами и бежали на далекие Алеутские острова после Шестидесятиминутной войны. Лишняя причина радикалам Зеленой Грозы ненавидеть жену генерала…
Она постаралась не думать о них, наслаждаясь легкими прикосновениями Рохини и тихим, дремотным шуршанием щетки для волос. Рохини была намного спокойнее и милее других прислужниц – те словно бы обижались, когда Энона обращалась к ним как к равным. Одна только Рохини, кажется, искренне к ней привязалась и ценила доброту леди Наги.
Поэтому еще ужасней было, когда Рохини внезапно бросила щетку на пол, затянула на горле Эноны поясок от своего радужного наряда и прошипела – а раньше Энона не слыхала ее голоса:
– Мы знаем, что ты сделала, горожайка несчастная! Ты уничтожила нашу любимую предводительницу и соблазнила этого дурака Нагу! Теперь ты узнаешь, как поступают с предателями истинные приверженцы Зеленой Грозы…
Тео что-то разбудило, а снова заснуть он не смог. В каюте холодно, койка неудобная, он страшно соскучился по дому. Тео включил лампу и посмотрел на циферблат. Еще несколько часов до того, как нужно будет сменить Распутру. Он со стоном выключил свет и свернулся под колючим одеялом, напрасно стараясь еще поспать.
Но чем дальше, тем больше ему казалось, что дирижабль поменял курс. Ветер как-то иначе шумел вокруг баллона. Тео научился обращать внимание на такие мелочи, когда служил на бомбоносцах корпуса «стаканов», – там любое внезапное изменение маршрута могло означать, что их отправят в бой. «Нзиму» предстояло менять курс только на подлете к горам Тибести, а Тео было уверен, что они не покажутся до восхода.