Конечно, получалось не очень. Слишком деревянными выглядели их позы, когда они небрежно раскидывались в потертых кожаных креслах. Слишком хорошо отглажена была мешковатая одежда, а художественно нестриженые волосы – всегда аккуратно причесаны. И они откровенно побаивались тех немногих настоящих художников, что здесь появлялись, – таких, как живописец Шкода Гайст. Поэтому Нимрода Пеннирояла они встретили с восторгом. Этот человек разбогател на крайне романтических приключениях и книжках, которые написал об этом, да еще какое-то время был мэром Брайтона – самого высокохудожественного города на свете. Но в отличие от Гайста он не насмехался над ними, не высмеивал их картины и стихи – напротив, охотно хвалил их произведения, позволяя платить за еду и выпивку.
Том и Рен застали его посреди чудовищных размеров завтрака. В буквальном смысле «посреди» – профессор сидел на диване, и его со всех сторон окружали столики, нагруженные булочками, ветчиной, фруктами, круассанами, вафлями из водорослей, гренками, кеджери[11], омлетами, джемом и сыром. Над серебряным кофейником клубился пар, озаренный лучами солнца из заклеенных крест-накрест окон, а на других диванах и даже, наплевав на условности, прямо на полу расположилась художественная молодежь Мурнау и слушала, как профессор рассказывает о книге, над которой сейчас работает.
– …Я как раз дошел до своего столкновения со Сталкером Фанг, – сообщил он, жуя моховой хлеб. – Довольно тяжелая сцена, признаюсь. Я ведь не скрываю, что испугался тогда. Я трепетал от страха, буквально трепетал! Понимаете, я не собирался с ней сражаться. У меня и в мыслях нет строить из себя героя. Нет, я наткнулся на нее случайно, когда метался по саду, ища спасения от Зеленой Грозы…
Слушатели вовсю кивали. Некоторые из них служили в бортовых фортах Мурнау и встречались со Сталкерами лицом к лицу, и практически все помнили жестокие бои четырнадцатого года, когда дирижабли Зеленой Грозы высадили десант Воскрешенных на верхние ярусы Мурнау. Всем хотелось послушать, как доблестный пожилой джентльмен сумел одолеть самую грозную из всех Сталкеров.
Но Пеннироял – редчайший случай – не находил слов. Челюсть у него отвисла, он отложил вилку, и слушатели один за другим начали оборачиваться, глядя на нежданных гостей в дверях.
– Профессор, к вам старые друзья! – С этими словами Орла Дубблин нашла себе местечко и уселась.
– Том! – воскликнул Пеннироял, вставая. – И Рен! Милое дитя!
Профессор шагнул им навстречу, раскрыв объятия. Он удивился, когда они появились так внезапно, но был искренне рад их видеть. Он чувствовал себя виноватым за то, что стрелял в Тома в Анкоридже, но полагал, что искупил тот неудачный инцидент, когда спас Рен от Пропащих Мальчишек, помог ей добраться до Ком-Омбо и потом великодушно позволил отцу и дочери оставить себе его дирижабль, «Арктическую качку». А после того как кошмарная жена Тома исчезла со сцены, Пеннироял от всей души готов был считать обоих Нэтсуорти своими друзьями.
– Дорогие мои! – Сияя, он по очереди заключил их в объятия. – Как я рад вас видеть! Я тут как раз рассказывал своим друзьям о наших приключениях на Облаке-девять. Об этом будет моя следующая книга. Весьма почтенное издательство на Мурнау, «Вердероб и Спур», выплатило весьма немаленький аванс за повесть о моем скромном участии в падении Сталкера Фанг и возвышении этого миролюбивого джентльмена, генерала Наги. Конечно, вы оба тоже действующие лица моей книги! В конце концов, разве не ты, Рен, моя верная бывшая рабыня, прилетела на «Арктической качке» на Облако-девять и спасла меня, когда уже не оставалось надежды?
– Разве? – спросила Рен. – Я по-другому помню…
– Она воплощенная скромность! – вскричал Пеннироял, оглядываясь на своих юных друзей, и тут же зашептал, обращаясь к Рен: – Мне пришлось кое-где чуть-чуть подправить факты для большей занимательности.
Рен переглянулась с отцом, и они оба пожали плечами. Как, наверное, утомительно быть Пеннироялом – постоянно создавать собственное прошлое, без конца подправляя свои рассказы, чтобы они не противоречили друг другу. Он же небось живет в постоянном страхе, что в один прекрасный день шаткое здание рухнет.
Хотя, может быть, Пеннироял считает, что это стоит получаемой выгоды. Вид у него, безусловно, был преуспевающий. Наряд собственного изобретения придавал ему облик солидный и военизированный, при этом не будучи официальной военной формой: короткая небесно-голубая куртка-доломан и красный жилет (и то и другое щедро украшено шнурами и явно излишними пуговицами), лиловый кушак, фиолетовые бриджи с золотым шитьем и широкой ярко-алой полосой, сапоги с отворотами и золотыми кисточками. По сравнению с тем, что Рен видела в Брайтоне, этот костюм Пеннирояла казался образцом сдержанности и хорошего вкуса.
11