Но самые завзятые товарищи, почти с детских лет вступившие в партию большевиков, чувствовали себя везде и всюду королями, какими-то, особенными, людьми, идейными… справедливыми. Они даже сморкались и чихали, как-то, по-особому… идейно. Что уж там говорить, пропаганда тех времен, имелась в данном направлении в России мощная. Ничуть не слабее нынешней рекламы, процветающей, наглой, навязчивой, зачастую, бесцеремонной.
Рында не просто писал судорожно и быстро, но ведь и присутствовал на месте событий. Даже и участником был всего происходящего. А как же иначе-то, он же – творец. Может быть, и будущий лауреат заметной премии.
Один, такой вот, бравый боец-большевик и сидел на завалинке с винтовкой. Он папироску покуривал и тихонько (но ответственно) из горла литровой бутылки самогон попивал. А женщина, уже пьяненькая, так к нему и ластилась и даже норовила руками в штаны залезть. Но он с ухмылкой и прищуром (видать, вождю мирового пролетариата подражал тщательно) говорил ей:
– Нам, чоновцам, красным войскам чрезвычайного и особого назначения никак нельзя отвлекаться от возможных нападений на нас анархистской гидры. Мы такие вот, принципиальные, ленинцы. Один человек семерых берёт на себя, как медведь. Так что, погоди, Палаша, ласки несвоевременные устраивать.
– Да я же, как лучше хотела, для нас обоих.
– Оно понятно, но лучше выпей малость. Для будущей радости и свободы от всякой эсеровщины и анархии. А средь бела дня не очень хорошо миловаться. Хоть я и сам начальник, но надо мной имеются тоже командиры.
Но за ними присматривал Рында. Он, разумеется, сам решил, кому тут жить, а кому умирать. Чем больше будет убито в приключенческом романе россиян, тем лучше. Такое непременно станут читать люди с некоторым либеральным уклоном. Их в России не так уж мало. Но либерал либералу – рознь, не все одинаковые. Во всяком случае, на иной грядке и репы, и сорняков хватает.
Как раз, тут с Рындой и не поспоришь. Немало у нас таких, которые стараются, даже не задумываясь, сказать: «У них там, за бугром, всё здорово. А вот у нас…». По устойчивому мнению Роберта Борисовича, правильно говорят.
Сейчас Рында понимал, что делает, что создаёт, для чего, кого и зачем. Не всё же тут изгаляться одиозным писарчукам, господам мужского и женского пола. Он ведь, славный Боб, тоже может такое написать, что… куда там им до него. В общем, он себя ещё всем и всяко покажет.
Роберт Борисович внезапно прекратил мыслить и внутри себя рассуждать. Он не только следил за происходящими событиями и разговорами, но и был создателем всего этого. Так ему виделось, так ему казалось. Но, может быть, кто-то великий и всесильный просто заставлял автора смотреть на всё то, что происходит, и делать определённые выводы? Нет уж, увольте. Он сам всё это «нарисует» и решит, как и какую под давними событиями подвести черту.
– Так ведь всё село пьяное, как взбесилось, – сказала чоновцу не совсем трезвая женщина. – Уже победу празднуют. Окромя того ведь, товарищ Гранович, как раз, к месту наша полюбовность и будет. Анархисты покуда далековато. Я-то знаю, у меня братишка у красных – в разведке. У нас ведь всё с вами решено, Евстрат Акимыч. Вы же меня в жёны пообещавши взять, даже с дитём малым. Вы же на мне жениться, помню, задумали…
– Я-то, завсегда. Партия большевистская прикажет, так я и на кошке поженюсь, а не то, что на тебе, Палашка. Но ты вот должна по-государственному осознавать и понимать, что и сближение разных полов – не хухры-мухры. Дело тут замешано… государственное тоже и общественное. Глупая ты баба. Видать, и Пушкина с Марксом не читала. А вот они… ленинцы… настоящие! Однако, приобнять тебя малость могу, потому как…
Но договорить и приласкать Палашу он не успел. Среди бела дня из густых кустов вылетела финка и вошла чоновцу прямо в левый бок. У него, чтобы и ойкнуть, не нашлось времени. Завалился набок, выронив винтовку из рук.
Женщина ретиво вскочила с места и хотела, уж было, закричать, но увидела вышедшего к ней навстречу крепкого анархиста, в бушлате и бескозырке, обвешанного гранатами и с пулемётной лентой через плечо. Он сказал:
– Это был пламенный привет красным псам от ещё некоторых уцелевших матросов из Кронштадта! А ты, Палашка, любовь разводишь с красными кобелями. Не хорошо это. Твой мужик, Максим, истинный друг свободы, в борьбе с японскими интервентами погиб. Он и америкосам массаж лица делал винтовочным прикладом. А ты вот… Но живи, сука, если хочешь, потому что дитё у вас малое имеется. Знаю.