Опустевшие после расселения дома стали прибежищем для бездомных, нелегалов и всякого сброда. Обычные горожане никогда не совались сюда, справедливо опасаясь за свой кошелек и даже жизнь. Мэр Рэйста давно обещал зачистить это место, ставшее гнойной раной на теле города. Это было одним из его предвыборных обещаний, но за годы правления он так не исполнил его.
Все знали почему, но никто не мог ничего поделать. Причина того, что квартал продолжал существовать год за годом, переживая многие другие, находящиеся в куда более приемлемом состоянии, крылась в его расположении. Он находился недалеко от центра, под боком «деловых районов», и являлся лакомым куском для застройщиков, которые никак не могли поделить «мусорный квартал» между собой.
Найтвуд, квартира которого находилась в деловом районе, просто дошел до этого места пешком. Поняв, где он, мужчина со страхом огляделся по сторонам. С наступлением темноты, вместо фонарей на улицах и света в окнах домов, в «мусорном квартале» зажигались костры. Вонючий дым от сжигаемого мусора окутывал все вокруг плотным облаком. Возле горящих бочек собирался разный сброд — бомжи, бродяги, проигравшиеся картежники, прячущиеся от долгов, преступники, избегающие встреч с полицией.
Найтвуду стало сильно не по себе, когда он понял, куда его принесли ноги. Но вскоре мужчина обнаружил, что бродящий вокруг народ не обращает на него никакого внимания. В помятой испачканной одежде, небритый, невыспавшийся и больной, бредущий, согнувшись в три погибели, он отлично вписался в местное окружение.
«Вот я и дожил до того дня, когда мусорный квартал принимает меня за своего. Ниже опуститься уже нельзя», — подумал Найтвуд.
Но на самом деле всегда можно опуститься еще ниже. Найтвуд понял это, когда ощутил под носом предательскую влагу. При его состоянии здоровья он вообще должен был валяться в постели под присмотром врачей, горстями глотая таблетки.
Найтвуд почувствовал сильное головокружение. В прошлый раз, когда такое случилось, он свалился без сознания. Так что на этот раз, чтобы не упасть, он поспешно опустился на землю прямо посреди узкого грязного переулка.
Голову внезапно сжали тиски боли, с такой силой, что перед глазами поплыло. Найтвуд завалился на бок, прижав колени к груди и обхватив голову руками.
— Эй, смотри на этого доходягу. Что приятель, обштырялся так, что перед глазами черти пляшут?
Неприятный смех отозвался в голове гулом. Найтвуд с трудом разлепил глаза. Над ним стояли двое. Он не видел лиц, в глазах двоилось, но они явно не собирались помочь ему подняться.
— Проверь карманы. — Один пихнул локтем приятеля.
Второй опустился рядом с Найтвудом и начал шарить по карманам куртки. От него несло кислым пивом и застарелой блевотиной. Найтвуд почувствовал, что его сейчас вывернет и застонал. Не обращая на него внимания, парень поднялся. Он протянул разочарованно:
— Голяк, только пара монет и жетон на метро.
— Гляди, а одежка-то у него вроде ничего.
Второй присматривался к куртке, которую Найтвуду дала Кейси. Парни переглянулись и начали стаскивать ее. Найтвуд засопротивлялся. Он попытался отпихнуть одного и попал ему по уху.
— Ты совсем охренел?! — заорал тот и двинул Найтвуда в челюсть.
Удар не был сильным и не смог бы причинить вреда, если бы Найтвуд был здоров или хотя бы мог сосредоточить зрение на грабителях. Но он не мог. Голова мотнулась в сторону, ударившись об асфальт. В глазах потемнело. Мужчина ничего не видел, только ощущал новые удары.
— Эй, Курц, оставь. Оставь, говорю, — услышал Найтвуд голос одного из парней. — Смотри, у него кровь. Если ты прибьешь этого доходягу, нам на хвост опять сядут копы. Ты этого хочешь, а?
Кажется, парень сумел вразумить дружка, потому что удары прекратились. Найтвуд услышал быстро удаляющиеся шаги перед тем, как его затянуло внутрь черного тоннеля.
Глава 13. Мусорный квартал
Найтвуд проснулся от боли в ребрах, когда попытался перевернуться на бок. Он открыл глаза. Вокруг была кромешная темнота, что невольно наводило на мысли, а не умер ли он. Но все же Найтвуд надеялся, что после смерти не будет чувствовать боли. Это стало решающим доводом в пользу того, что он скорее жив, чем мертв. Хотя от такой жизни кто угодно коней двинет.