— А, ты обнаружил мое хобби! — раздался голос за спиной.
Он звучал иначе, чем Найтвуд помнил. Он обернулся, уставившись на мужчину, который стоял перед ним, улыбаясь.
Несомненно, это был Четвертак. На нем была та же одежда, да и голос вроде был его. Вот только сейчас он выглядел лет на десять моложе. Волосы были аккуратно зачесаны назад. Опухлость спала с лица, а вместе с ней исчезла и половина морщин. На Найтвуда смотрели ясные умные глаза.
— Я поесть принес, — заявил Трэнт, проходя к столу.
Найтвуд прирос к месту, разинув рот.
— Свежий хлеб, десяток чайных пакетиков, полкило сарделек — тебе надо как следует есть, чтобы набраться сил.
Четвертак деловито разложил продукты на столе. Из тумбочки появилась кастрюля, которую он поставил на плитку.
— Сейчас будем обедать. Проголодался? А чего ты так смотришь?
Вчера Найтвуд был удивлен тем фактом, что его подобрал с улицы незнакомый алкаш, а сегодня — что этот алкаш вдруг оказался вполне приличным человеком. Но что приличному человеку делать в подобном месте?
— Ничего, — тут же ответил Найтвуд, отводя взгляд в сторону. — Просто я едва вас узнал. Вчера вы выглядели иначе.
— Да уж… — виновато улыбнулся Трэнт. — Есть у меня одна беда — люблю «закладывать за воротник». А как начинаю пить, так неделями могу не просыхать, пока будет, чего выпить. Но нынче у меня гость, а тебе и есть надо, и лечиться. Так что… взял все же себя в руки. Протрезвел, сдал бутылок, вымылся.
Хозяин хлопотал у плиты. Закинул в кипящую воду сардельки, налил по чашкам воду и сунул кипятильник. При последних словах Найтвуд ощутил, как весь чешется, и подумал, а не завелись ли у него блохи.
— А здесь что, можно вымыться? — жадно спросил он.
— Конечно! — отозвался Четвертак. — Воду не во всем квартале отключили. Вот жители окраинных домов и подрабатывают — пускают помыться. Толстая Нона, например, или Рогри Синий Глаз.
«Тут у всех есть дурацкие прозвища?», — подумал Найтвуд, а вслух спросил:
— А можно и мне как-то вымыться?
— Чё ж, нельзя. Вот только заплатить чем-то надо. — Трэнт почесал в затылке. — А я уже потратил все, что было. У тебя что-нибудь есть?
Найтвуд оглядел себя. У него не осталось ничего, даже куртку забрали те подонки. А потом его осенило.
— Часы! — воскликнул он, закатывая рукав. — Часы на месте!
Видно, грабители не заметили их, пока Найтвуд брыкался. Трэнт подошел ближе, с видом знатока рассмотрел дорогие часы.
— Пойдут, — наконец заявил он. — Еще и на пару бутылок вина останется. — И хитро подмигнул.
Найтвуд возвращался в подвал на улицу Строителей. В руках была авоська, где звенели, стукаясь друг о друга, бутылки. Он рассматривал причудливые дома первой застройки.
Во многих по стенам пошли трещины. Половина окон отсутствовала, другие были затянуты тряпками. Под ногами хлюпала грязь, асфальт, если он когда-то здесь и был, давно провалился. Запах от свалки, которая находилась на другой стороне трущоб, доходил и сюда, превращая воздух в застоявшееся облако тошнотворного смрада.
Улицы были завалены мусором, хламом, картонными коробками. Как Найтвуд выяснил позже, большая часть этого хлама — была личными вещами обитателей «мусорного квартала». Несмотря на невообразимые, по меркам Найтвуда, условия жизни, трущобы кишели народом, как дешевый мотель — тараканами.
Из раскрытого окна второго этажа доносились крики, будто кого-то резали. За углом мужик в тельняшке таскал за волосы пьяную бабу. Тут же, не обращая на них никакого внимания, четверо мужиков распивали бутылку водки, расположившись на деревянных пивных ящиках.
Найтвуда мало что могло заинтересовать или удивить, но этому свойству землян он не переставал дивиться с тех пор, как открыл его: люди способны выживать в любых условиях.
После увиденного здесь за последние два дня, он не удивился бы, если бы «мусорный квартал» пережил «зачистку» Корпорации и продолжил жить, как ни в чем не бывало, даже не заметив, что на Земле произошла глобальная катастрофа.
Ко времени, когда он вернулся, Трэнт уже разложил по тарелкам сардельки и нарезал хлеб, аккуратно разместив на газете. Найтвуд накинулся на еду, словно оголодавший зверь, ведь он не ел несколько дней. Он хватал горячие сардельки руками и заталкивал в рот, запивая кислым вином, чего, конечно, не позволил бы себе в приличном обществе. Но Четвертак только довольно хмыкал, да подкладывал еще.